Первым побуждением Шарлотты было желание броситься ему в ноги и умолять, чтобы он выслушал ее. Но голос его был твердым, а выражение лица холодным. Алекс был настроен решительно, и его ничто не могло переубедить. Попытки достучаться до него сейчас были бы бесплодными.
Машинально разглаживая складки на атласной юбке, Шарлотта лихорадочно размышляла о том, что же ей теперь делать?
— Я… я… я… — пролепетала она и растерянно замолчала.
— Тебе неприятно, да?
Шарлотта подняла на него глаза, которые из-за трусости прятала от него, презирая себя за эту привычку.
— Ты ожидала от меня другой реакции и теперь разочарована. Ты думала, что после пятилетней разлуки я развешу уши и буду покорно слушать твою печальную историю о благородном бегстве из дома. Ты ожидала, что я удовлетворюсь твоими объяснениями и смирюсь с тем, что ты держала вдали от меня ребенка, который имеет полное право стать моим наследником.
Его учащенное дыхание свидетельствовало о клокотавшем внутри гневе, который готов был вырваться наружу. Алекс сорвался с места и быстрым шагом отошел в угол комнаты, как будто хотел находиться подальше от Шарлотты, хотя расстояние между ними и без того было непреодолимым.
— Алекс…
— От тебя мне нужно только одно — мой сын.
— Я не стану препятствовать вашему общению. Мы можем заключить договор.
Это был большой риск. Если общество узнает о том, кто является отцом Николаса, то разразится скандал. Шарлотта поступила бы осмотрительнее, если бы увезла сына в деревню, подальше от всевидящих глаз и длинных языков светских сплетников.
Впрочем, разве у нее был выбор? Алекс не уступит. Это было очевидно. И Шарлотта должна была по крайней мере обеспечить ему свободное общение с сыном. А для этого ей необходимо остаться в Англии. Шарлотта не могла вернуться в Америку.
— Я не предлагаю заключать договор, — тихо промолвил Алекс, и от его зловещего голоса по спине Шарлотты пробежал холодок.
Охваченная недобрыми предчувствиями, она замерла и затаила дыхание. Алекс пристально смотрел на нее, и, хотя он молчал, Шарлотта прочитала в его бесстрастном взгляде все, что он хотел сказать ей.
— Нет… — прошептала она.
— Я хочу, чтобы ты отдала мне сына.
— Ты не можешь отнять его у меня, — дрогнувшим голосом промолвила Шарлотта, вцепившись в подлокотник канапе.
— Я хочу, чтобы ты отдала мне сына, — повторил Алекс.
— Алекс, пожалуйста…
Шарлотта ради сына готова была на все, она отдала бы жизнь за него.
— Я хочу, чтобы ты отдала мне сына. И если ты не выполнишь моего требования, я использую все, что есть в моем распоряжении — связи, влияние, деньги, власть, — чтобы добиться своего.
Шарлотта и не подозревала, насколько жестоким может быть Алекс. Во всяком случае, прежде его жестокость никогда не была направлена против нее.
Алекс внимательно наблюдал за ней и заметил тот момент, когда ужас в ее душе уступил место гневу. Она сжала губы в одну тонкую линию и зло прищурилась. Ее глаза стали цвета голубого тропического неба. Обычно они становились такими, когда она была возбуждена. Но сейчас о сексуальном возбуждении не могло быть и речи. Судя по выражению лица Шарлотты, она готова была сражаться за сына, как львица, охраняющая свое потомство.
Борьба не пугала Алекса, он был готов к ней, так как не сомневался, что одержит победу. Он готов был, если понадобится, к подкупу, физическому принуждению и даже нарушению закона. Алекс знал, что ради сына без зазрения совести пойдет на самые рискованные шаги.
— Неужели ты будешь настолько жесток, что отнимешь сына у матери? — недоверчиво глядя на него, спросила Шарлотта.
— Ты хранила его существование в тайне от меня на протяжении четырех лет. Я считаю тебя недостойной жалости и снисхождения.
— Я молю тебя о жалости не ко мне, а к сыну. Ты представляешь, что с ним будет, если его лишат матери? Я — это все, что у него есть, я — единственный родной для него человек. Я люблю его, а он любит меня.
— О, я не сомневаюсь, что так оно и было до сего дня. Но сейчас у Николаса есть я, его отец, — напомнил Алекс.
— Алекс, он не знает тебя! Пойми, любая попытка отнять сына у меня причинит ему боль.
Если бы Алекс на собственном опыте не узнал, что Шарлотта является предательницей и лгуньей по своей сути, возможно, он сейчас уступил бы ей. Шарлотта умела производить на людей впечатление невинной овечки, у нее был мягкий мелодичный голос, она стояла перед Алексом, потупив взор, и на ее щеки падала тень от полуопущенных густых длинных ресниц. Даже зная, на что она способна, Алекс не мог не обращать внимания на ее прелести. Однако это не означало, что Алекс был готов простить ее и вновь проникнуться к ней теплыми чувствами. Нет, он больше никогда не подпадет под власть ее очарования.
— Мне кажется, ты не поняла меня. В отличие от тебя я не бессердечный человек и не буду запрещать тебе общаться с сыном. Я был бы лицемером, если бы поступил с тобой так же, как поступила со мной ты.
Шарлотта побледнела, ее лицо стало пепельного цвета. Слова Алекса больно ранили ее.
— Но я не хотела делать тебе больно! Я не хотела прятать от тебя сына…
— Прекрати! — прервал ее Алекс.
Он не повышал голоса. Громкий голос передает слишком много эмоций, а Алекс сдерживал их. Он говорил тихо, суровым тоном, который сразу же заставил Шарлотту замолчать.
Подняв глаза к потолку, она наморщила лоб и глубоко задумалась. Когда Шарлотта снова перевела взгляд на Алекса, выражение ее лица было решительным и спокойным.
— Я бы правую руку отдала на отсечение, если бы мне пообещали, что это избавит от боли тебя, — промолвила она. — Хотя, если выражаться фигурально, именно это я и сделала. Но ты отказываешься выслушать мои объяснения.
— Потому что они запоздали, по крайней мере, на четыре года, — заявил Алекс. — Ты утверждаешь, что не хотела причинять мне боль, что заботишься о моем благополучии, а сама бросила меня перед алтарем, даже не предупредив о том, что не приедешь в церковь. И это забота?
Шарлотта пришла в замешательство.
— Я послала письмо.
— Письмо? — Он фыркнул.
Прошло три недели, прежде чем Алекс смог заставить себя прочитать его. В тот день он сильно напился и потом беспробудно пил еще две недели.
— Письма обычно пишут друзьям, чтобы сообщить им о своем житье-бытье. А посылать письмо жениху, которого ты намерена бросить у алтаря в день свадьбы, — это издевательство.
Шарлотта внезапно поднялась на ноги, прижимая к себе перчатки и ридикюль.
— Я не позволю забрать моего сына, — произнесла она, но эти слова были пустой бравадой.
