На это нечего было ответить, и несколько минуту они снова шли молча. Борзые бежали впереди, а спаниель, увидев лягушку, начал довольно комичную охоту.
— Как их зовут? — Артемис кивнула в сторону собак.
— Это Красавица. — Герцог указал на более высокую борзую с красивой золотисто-коричневой шерстью. — А та Скворушка, дочка Красавицы. Спаниеля же зовут Перси.
— Хорошие имена для собак, — заметила Артемис.
— Это Феба так назвала их, не я. — Герцог пожал плечами.
Едва заметно улыбнувшись, Артемис сказала:
— Я была рада узнать, что она здесь. Ей нравятся светские приемы, да?
Герцог бросил на нее быстрый взгляд и со вздохом проговорил:
— Она слепая… или почти слепая, что, в общем-то, одно и то же. Феба совершенно беззащитна, и я должен заботиться о ней.
— Я думаю, ваша светлость, что она гораздо сильнее, чем вы полагаете, — проговорила Артемис. — Напрасно вы ее так опекаете.
Он отвел взгляд от ее очаровательных босых пальчиков. Кто она такая, чтобы указывать ему, как заботиться о сестре? Ведь Фебе всего лишь двадцать лет.
— Два года назад, мисс Грейвс, моя сестра упала, потому что не увидела ступеньку, и сломала руку. — Он поморщился, вспомнив белое от боли лицо Фебы. — Можете считать меня излишне заботливым, но уверяю вас, я точно знаю, что лучше для моей сестры.
Артемис промолчала, но Максимусу показалось, что она осталась при своем мнении.
Они приблизились к причудливой постройке и остановились перед ней.
— Очень похоже на башню Рапунцель, — сказала мисс Грейвс.
Круглая башня была построена из блоков темно-серого, под древность, камня и имела единственный арочный вход, довольно низкий.
— Я всегда представлял себе башню Рапунцель более высокой, — отозвался герцог.
Артемис запрокинула голову, чтобы рассмотреть верхушку постройки, и солнечный луч, упав на ее изящную шейку, высветил биение пульса у ключицы. Заставив себя отвести взгляд, Максимус добавил:
— А на эту настоящему мужчине ничего не стоило бы взобраться.
— Вы хотите сказать, что взобрались бы по этим стенам ради несчастной девушки, ваша светлость? — Мисс Грейвс взглянула на него, и ему показалось, что он увидел у нее на губах все ту же едва заметную улыбку.
— Нет. — Ему стало немного не по себе. — Я просто хотел сказать, что это возможно.
Она криво усмехнулась, и в этот момент к ним подбежал веселый Перси, положивший к ее ногам растерзанную лягушку. Потом пес попятился и уселся возле своего трофея, глядя на мисс Грейвс так, словно ожидал от нее похвалы.
— Неужели вы бросили бы несчастную Рапунцель на произвол судьбы? — спросила она, машинально поглаживая уши спаниеля.
— Если бы леди была так глупа, что позволила бы запереть себя в каменной башне, я бы вышиб дверь и взбежал по лестнице, чтобы помочь ей спастись, — сухо ответил герцог, отшвырнув носком сапога дохлую лягушку.
— Но в башне Рапунцель не было двери, ваша светлость.
— Тогда, пожалуй… Да, мне пришлось бы взобраться по стене башни.
— Но вам это определенно не понравилось бы, да?
Максимус молча смотрел на мисс Грейвс. Она что, пыталась сделать из него романтического героя? Но она явно не производила впечатления глупой и наивной. У нее были большие темно-серые глаза, но их взгляд был твердый и дерзкий — почти мужской.
Максимус усмехнулся и проговорил:
— Во всяком случае, это — не башня Рапунцель. Она называется башня Лунной Девушки. — Герцог кашлянул, не понимая, что на него нашло и зачем он об этом рассказывает. — Моя мать именно так ее называла.
— Тогда с этим должна быть связана какая-то легенда, — заметила Артемис, дерзко взглянув на него своими прекрасными серыми глазами.
— Мать рассказывала ее мне, когда я был совсем маленьким. — Герцог пожал плечами. — Рассказывала что-то о фокуснике, который влюбился в Девушку с Луны. Якобы он построил башню, чтобы быть ближе к ней, и заточил себя в этой башне.
Артемис долго молчала — словно ожидала продолжения рассказа… Потом, наконец, спросила:
— И что же?
— Вы о чем? — Герцог посмотрел на нее с удивлением.
— Чем кончается эта история? Добился фокусник своей Девушки с Луны?
— Конечно, нет, — ответил Максимус с раздражением. — Она ведь жила на Луне и была недосягаема. Думаю, он умер от голода или от жажды. А может быть, просто выпрыгнул из своей башни.
— Не очень-то веселая история, — со вздохом заметила Артемис.
Герцог коротко кивнул.
— Да, верно, мне она тоже не нравится. — Ему вдруг показалось, что он оправдывался. — Мне больше нравятся истории о великанах-убийцах.
— Хм-м… — Артемис помолчала. — А внутрь можно входить?
Максимус молча подошел к арочному входу, наполовину скрытому ползучими растениями. Резким движением отодвинув их, он, все так же молча, жестом предложил Артемис войти.
— Благодарю, — кивнула она, проходя мимо герцога.
Внутри башни, сразу у входа, начиналась винтовая лестница, и Максимус, наблюдая, как его спутница подбирает юбки, чтобы подняться по ступеням, мельком заметил очаровательные лодыжки. Но тут собаки оттеснили хозяина, стремясь последовать за Артемис.
Криво усмехнувшись, герцог пошел следом за собаками.
Лестница заканчивалась на небольшой каменной площадке, и Максимус, сделав последний шаг, присоединился к своей спутнице у зубчатой каменной стены, напоминавшей стены средневековых замков.
Артемис же, опершись руками о стену, наклонилась и посмотрела вниз. Башня была невысокой — не выше одноэтажного дома, — однако с нее открывался чудесный вид на пруд и окружавшую его рощу. Красавица, вставшая на задние лапы рядом с Артемис, тоже любовалась открывшимся видом, а Перси, которому не удавалось ничего увидеть, жалобно заскулил и отошел.
Легкий ветерок шевелил прядки волос на виске мисс Грейвс, и Максимус внезапно подумал: «Она сейчас похожа на резную фигуру на носу корабля — гордая, воинственная, готовая к риску».
Поморщившись, герцог тут же осадил себя: «Хм… чрезвычайно глупая мысль».
— Она совершенно нелепая, правда? — минуту спустя пробормотала Артемис, словно разговаривая сама с собой.
— Каприз… — Герцог пожал плечами.
— Ваш отец любил развлечения? — Она внимательно взглянула на него.
Максимус вспомнил сильные руки отца и его добрые, но грустные глаза.
— Нет, не сказал бы.
— Но он, наверное, очень любил вашу мать, верно?
От этих слов у Максимуса перехватило дыхание, и он остро ощутил тяжесть потери — словно все случилось только вчера.
— Да, очень.
