Паф! И мука повсюду.
– Что ж, – между делом заметил ее отец, – по-моему, в конце недели он уедет. Так что тебе уже недолго осталось терпеть его присутствие. Если вообще придется, – добавил он. – Мы на этой неделе вроде не собирались идти к Миллертонам, да?
– Мы и вчера не собирались, – ответила Вайолет, – а он все равно умудрился меня перепачкать.
– Откуда ты знаешь, что это он?
– О, я точно знаю, – мрачно ответила она. Когда она отплевывалась и кашляла, поднимая еще большие мучные облака, она слышала, как он победно загоготал. Если бы ей не попало столько муки в глаза, то, возможно, тогда она смогла бы также увидеть, как он скалится в своей гадкой мальчишеской ухмылке.
– Когда они с Джорджи Миллертоном приходили в понедельник на чай, он показался мне вполне приятным.
– Только не тогда, когда тебя не было в комнате.
– Да? Ну что ж… – Ее отец задумчиво помолчал, поджав губы. – Прости, что говорю это, но это урок жизни, который ты довольно скоро выучишь. Мальчики ужасны.
Вайолет заморгала:
– Но… Но…
– Уверен, твоя мама согласится с этим, – пожал плечами мистер Леджер.
– Но ты же мальчик.
– И, уверяю тебя, я был ужасным. Можешь спросить у мамы.
Вайолет недоверчиво уставилась на отца. Ее родители действительно знали друг друга с малолетства, но она не могла поверить, что ее отец мог когда-либо плохо себя вести по отношению к матери. Сейчас он был к ней так добр и внимателен. Всегда целовал ей руку и улыбался глазами.
– Возможно, ты ему нравишься, – продолжил мистер Леджер. – Этому Бриджертону, – уточнил он, словно это было необходимо.
Вайолет испуганно ахнула:
– Вовсе нет.
– Может, и нет, – охотно согласился отец. – Может, он просто сам по себе гадкий. Но возможно, он думает, что ты симпатичная. Мальчики поступают так, когда считают девочку хорошенькой. А ты сама знаешь, что невероятно хорошенькая.
– Ты же мой отец, – ответила она, искоса взглянув на него. Все знали, что отцам положено считать своих дочерей хорошенькими.
– Вот, что я тебе скажу, – продолжил он, наклонившись и нежно коснувшись ее подбородка. – Если этот парень… как, ты говорила, его зовут?
– Эдмунд.
– Да, конечно, Эдмунд. Если Эдмунд Бриджертон снова тебя обидит, я лично вызову его на дуэль и стану защищать твою честь.
– На дуэль? – выдохнула Вайолет, охваченная одновременно ужасом и радостью.
– До самой смерти, – подтвердил мистер Леджер. – Или, например, серьезно с ним поговорю. Как-то не хочется идти на виселицу из-за убийства девятилетнего мальчика.
– Десяти-, – поправила Вайолет.
– Хорошо, десятилетнего. Ты, похоже, много знаешь о юном Бриджертоне.
Вайолет открыла было рот, чтобы защититься. В конце концов, она никак не могла избежать узнавания кое-каких вещей об Эдмунде Бриджертоне, если в понедельник была вынуждена просидеть с ним в одной гостиной в течение двух часов. Но она видела, что отец ее дразнит, поэтому передумала. Если бы она еще что-то сказала, отец бы продолжил это делать.
– Можно мне теперь пойти в свою комнату, – вежливо спросила она.
Мистер Леджер кивнул.
– Но сегодня вечером пирога к пудингу не будет.
Вайолет от возмущения открыла рот.
– Но…
– Не спорь, пожалуйста. Сегодня днем ты была практически готова пожертвовать пирогом. Будет неправильно, если ты его получишь, когда это противоречит твоим планам.
Вайолет мятежно поджала губы, натянуто кивнула и направилась к лестнице.
– Ненавижу Эдмунда Бриджертона, – пробормотала она себе под нос.
– Что ты сказала? – отозвался мистер Леджер.
– Я ненавижу Эдмунда Бриджертона! – крикнула она. – И мне все равно, кто об этом узнает!
Ее отец рассмеялся, что только сильнее разозлило Вайолет.
Мальчишки действительно были гадкими, а Эдмунд Бриджертон в особенности.
Лондон
Девять лет спустя
– Говорю тебе, Вайолет, – с уверенностью, которая была не слишком убедительной, сказала мисс Мэри Филлоуби, – даже хорошо, что мы не восхитительные красавицы. Это бы все сильно усложнило.
«Это каким же образом?» – хотелось спросить Вайолет. Потому что с ее точки зрения (а в данный момент она сидела у стены с девушками, не нашедшими кавалеров, и наблюдала за танцующими), быть восхитительной красавицей было не так уж плохо.
Но спрашивать она не стала. Это было и не нужно. Мэри только набрала бы воздуха в легкие, а потом зашипела:
– Посмотри. Посмотри на нее!
Вайолет уже смотрела.
– Рядом с нею восемь мужчин, – прошептала Мэри со странной смесью благоговения и отвращения в голосе.
– Я насчитала девять, – пробормотала Вайолет.
Мэри скрестила руки на груди:
– Я отказываюсь включать в их число собственного брата.
Они одновременно вздохнули, продолжая следить взглядами за леди Бегонией Диксон, которая своим ротиком, похожим на бутон розы, небесно-голубыми глазами и идеально изогнутыми плечами всего за несколько дней с момента своего приезда очаровала мужскую половину лондонского светского общества. Ее волосы, наверное, тоже были великолепными, раздраженно подумала Вайолет. Хвала небесам за парики. Честно говоря, они были великими уравнителями, позволяя девушкам с блеклыми светлыми волосами соревноваться с теми, кого природа одарила блестящими золотыми локонами.
Вайолет вовсе не стеснялась своих светлых волос, они были вполне приемлемыми. И даже блестящими, просто не золотыми и не локонами.
– Сколько мы уже тут сидим? – спросила Мэри.
– Три четверти часа, – подсчитала Вайолет.
– Так долго?
Вайолет мрачно кивнула:
– Боюсь, что так.
– Здесь недостаточно мужчин, – заявила Мэри. Ее голос перестал быть язвительным и прозвучал немного разочарованно. Однако это было правдой. Мужчин было недостаточно. Очень многие уехали сражаться в колонии, и слишком многие не вернулись. Добавьте к этому проблему в лице леди Бегонии Диксон («Целых девять мужчин оказались потеряны для остальных присутствующих дам», – сердито подумала Вайолет.), и недостача мужчин оказалась просто чудовищной.
– Я за всю ночь танцевала всего один раз, – пожаловалась Мэри и после паузы спросила: – А ты?
– Дважды, – призналась Вайолет. – Но один из них с твоим братом.
– А, ну тогда это не считается.
– Еще как считается, – возразила Вайолет. Томас Филлоуби был джентльменом с двумя ногами, всеми зубами, и по меркам Вайолет, вполне считался.
– Тебе мой брат даже не нравится.
Возразить на это без грубости или лжи было нечего, поэтому Вайолет просто слегка качнула головой, что можно было понять по-разному.
– Жаль, что у тебя нет брата, – сказала Мэри.
– Чтобы он мог пригласить тебя на танец?
Мэри кивнула.
– Прости. – Вайолет подождала мгновение, рассчитывая, что Мэри ответит, что это не ее вина, но внимание той наконец-то оторвалось от леди Бегонии Диксон, и теперь она прищурившись изучала еще кого-то у столика с лимонадом.
– Кто это? – спросила Мэри.
Вайолет склонила голову на бок.
– По-моему, герцог Эшборн.
– Да не он, – нетерпеливо сказала Мэри. – Тот, что рядом стоит.
Вайолет покачала головой.
– Я не знаю.
Она не слишком хорошо могла видеть этого джентльмена, но была почти уверена, что не знакома с ним. Он был высоким, но не слишком, и держался с атлетической грацией человека, в совершенстве владеющего своим телом. Ей даже не нужно было видеть вблизи его лицо, чтобы понять, что он красив. Потому что даже если он не был элегантен, а его лицо не было мечтой Микеланджело, он все равно должен был быть красивым.
Он был уверенным в себе, а уверенные мужчины всегда красивы.
– Это кто-то новый, – оценивающе заметила Мэри.
– Дай ему несколько минут, – сухо заметила Вайолет. – Рано или поздно он найдет леди Бегонию.
