Но, как это ни удивительно, джентльмен, похоже, не заметил леди Бегонию. Он замешкался у стола с лимонадом, выпил шесть чашек, потом перешел к закускам, где заглотил невероятное количество еды. Вайолет не знала, почему следит за его перемещениями по залу, кроме того, что он был новым лицом, а ей было скучно.
Еще он был молод. И красив.
Но в основном из-за скуки. Мэри пригласил на танец дальний родственник, так что Вайолет осталась сидеть в одиночестве на стуле для никем не приглашенных девушек, где ей нечем было заняться, кроме как считать количество канапе, съеденных вновь прибывшим.
Где же ее мать? Определенно, им пора уходить. В комнате душно, ей жарко, третьего танца ей, похоже, не дождаться, и…
– Привет, – послышался голос. – Я вас знаю.
Вайолет заморгала и подняла взгляд. Это был он! Тот самый голодный, как волк, джентльмен, съевший двенадцать канапе.
Она понятия не имела, кто он такой.
– Вы мисс Вайолет Леджер, – сказал он.
Вообще-то просто мисс Леджер, поскольку старшей сестры у нее не было, но поправлять его Вайолет не стала. То, что он назвал ее полным именем, говорило о том, что он, похоже, был уже знаком с ней какое-то время или, возможно, знал ее много лет назад.
– Простите, – пробормотала она, поскольку ей всегда плохо удавалось имитировать знакомство, – но я…
– Эдмунд Бриджертон, – представился он с широкой улыбкой. – Мы с вами встречались много лет назад. Я приезжал к Джорджу Миллертону. – Он оглядел комнату. – Кстати, вы его не видели? Он должен быть здесь.
– Э-э, да, – ответила Вайолет, немного смущенная общительностью и дружелюбием мистера Бриджертона. Люди в Лондоне обычно не были столь открытыми. Она вовсе не возражала, просто практически от этого отвыкла.
– Мы должны были встретиться, – рассеянно пробормотал мистер Бриджертон, все еще глядя по сторонам.
Вайолет откашлялась.
– Он здесь. Я танцевала с ним.
Мистер Бриджертон мгновение обдумывал ее слова, а потом уселся на соседний стул.
– Кажется, я не видел вас с десяти лет.
Вайолет все еще пыталась его вспомнить.
Он криво усмехнулся:
– Я достал вас своей мучной бомбой.
Она ахнула:
– Это были вы?
Он снова широко улыбнулся:
– Вижу, теперь вспомнили.
– Я забыла ваше имя.
– Я сокрушен!
Вайолет развернулась на сиденье и, несмотря на возмущение, улыбнулась:
– Я тогда так разозлилась…
Он рассмеялся.
– Видели бы вы свое лицо.
– Я ничего не могла видеть, у меня в глазах была мука.
– Я удивился, когда не последовало ответного удара.
– Я пыталась, – заверила она. – Меня отец поймал.
Он кивнул, словно был хорошо знаком с подобным видом разочарования. – Надеюсь, это было что-то великолепное.
– Насколько помню, в этом был замешан пирог.
Он одобрительно кивнул.
– Это было бы гениально, – сказала она.
Он приподнял бровь:
– Клубничный?
– Черничный, – ответила она, и даже от воспоминания об этом в ее голосе появились дьявольские нотки.
– Это даже лучше. – Он уселся поудобнее. В нем была какая-то свобода и раскованность, словно он мог отлично вписаться в любую ситуацию. Его поза была такой же надлежащей, как у любого джентльмена, и все же…
Он был другим.
Вайолет не знала, как это объяснить, но было в нем что-то такое, что заставляло ее расслабиться. Он заставлял ее чувствовать себя счастливой. Свободной.
Видимо, потому что он сам был таким. Уже спустя минуту, проведенную рядом с ним, она поняла, что он самый счастливый и свободный человек из ее знакомых.
– Вам все-таки удалось применить оружие по назначению? – спросил он.
Она недоуменно посмотрела него.
– Пирог, – напомнил он.
– А-а. Нет. Отец мне бы голову оторвал. Кроме того, нападать было уже не на кого.
– Вы же могли найти причину отыграться на Джорджи.
– Я не нападаю, если меня не провоцируют, – ответила Вайолет с – как она надеялась – игривой улыбкой, – а Джорджи Миллертон не осыпал меня мукой.
– Справедливая леди, – заметил мистер Бриджертон. – Такие самые лучшие.
Вайолет почувствовала, как ее щеки начинают абсурдно гореть. Слава богу, солнце почти уже село, и из окон поступало не так уж много света. В бликах одних лишь свечей, освещавших комнату, он мог и не заметить, как порозовело ее лицо.
– Ни братьев, ни сестер, которые заслуживают вашего гнева? – спросил мистер Бриджертон. – Мне кажется просто позором, что такой хороший пирог пропал зазря.
– Если правильно помню, – ответила Вайолет, – он вовсе не пропал. Все, кроме меня, получили тем вечером по кусочку к пудингу. Кроме того, у меня все равно нет ни братьев, ни сестер.
– Правда? – он нахмурился. – Странно, но этого я про вас не помню.
– А много вы помните? – с сомнением спросила она. – Потому что я…
– Нет? – закончил он за нее и хихикнул: – Не беспокойтесь, я не обижаюсь. Просто я никогда не забываю лица. Это одновременно и дар, и проклятие.
Вайолет подумала обо всех тех случаях, включая этот, когда она не знала имени стоящего перед ней человека:
– Как это может быть проклятием?
Он игриво наклонился к ней.
– Знаете, так ведь и сердце может разбиться, если красивая девушка не может вспомнить твоего имени.
– О! – Она почувствовала, что краснеет. – Простите, но вы должны понимать, что это было так давно, и…
– Стойте, – рассмеялся он. – Я шучу.
– Ах, да, конечно. – Она сжала зубы. Конечно, он дразнил ее. Как она могла быть такой дурой и не понять этого? Хотя…
Неужели он только что назвал ее красивой?
– Вы говорили о том, что у вас нет ни братьев, ни сестер, – напомнил он, виртуозно возвращая разговор к предыдущей теме. И впервые она почувствовала, что завладела его безраздельным вниманием. Он больше не косился на толпу, лениво разыскивая Джорджа Миллертона, а смотрел на нее, прямо ей в глаза, и это было просто великолепно.
Она сглотнула, вспомнив про его вопрос на пару мгновений позже, чем следовало.
– Никого, – поспешно ответила она, стараясь исправить оплошность. – Я была трудным ребенком.
Его глаза волнующе и заинтересованно расширились.
– Правда?
– Нет, я имела в виду, что меня трудно было родить. – Господи, куда делись все ее навыки светской беседы? – Врач запретил маме иметь еще детей. – Она жалко сглотнула, пытаясь придти в себя. – А у вас?
– Что у меня? – поддразнил он.
– У вас есть братья или сестры?
– Трое. Две сестры и брат.
Мысль об еще трех детях в ее зачастую одиноком детстве была просто замечательной.
– Вы близки? – спросила она.
Он на мгновение задумался.
– Думаю, да. Никогда особо не думал об этом. Хьюго – моя полная противоположность, но я все равно считаю его своим лучшим другом.
– А сестры? Они старше вас или младше?
– И так, и так. Билли старше меня на семь лет. Она наконец вышла замуж, так что сейчас я редко ее вижу, но Джорджиана лишь немного меня младше. Вероятно, она ваша ровесница.
– Значит, она сейчас не в Лондоне?
– Она выйдет в свет в следующем году. Родители утверждают, что они все еще никак не могут оправиться от дебюта Билли.
Вайолет удивленно подняла брови, но поняла, что ей не следует…
– Вы можете спросить, – заверил он.
– Что же она сделала? – выпалила Вайолет.
Он наклонился к ней с заговорщическим блеском в глазах:
– Я до сих пор не знаю всех подробностей, но я слышал, что это как-то было связано с пожаром.
Вайолет с шумом втянула воздух от потрясения и восхищения.
– И со сломанной костью, – добавил он.
– Ах, бедняжка!
– Не ее сломанной костью.
Вайолет попыталась сдержать смех:
– О, нет! Мне не следует…
– Можете смеяться, – сказал он.
Так она и сделала. Она рассмеялась громко и весело, и, когда она поняла, что люди смотрят на нее, ей было все равно.
Они несколько мгновений просто сидели молча, и тишина объединяла их подобно рассвету. Вайолет продолжала наблюдать за танцующими перед ней парами, каким-то внутренним чувством понимая, что если осмелится повернуться и посмотреть на мистера Бриджертона, то уже не сможет отвести взгляд.
