Алекс бросил взгляд на циферблат высоких напольных часов. Они показывали половину одиннадцатого. Алекс не ждал своего друга так рано, хотя не сомневался, что тот сегодня приедет.
Минуту спустя Радерфорд влетел в его кабинет как вихрь. Он кипел, как жерло вулкана перед извержением. Альфред следовал за гостем по пятам, оживленно жестикулируя. Его руки двигались так энергично, как будто он пытался сдержать ретивого жеребца.
— Милорд, вас хочет видеть лорд Уиндмир, — доложил Альфред, убедившись, что не сможет сдержать натиск Радерфорда.
— Я это уже понял, — усмехнувшись, сказал Алекс. — Спасибо, Альфред, вы свободны.
Дворецкий мгновенно ретировался. Алекс не ожидал от него такой прыти. Бедняга, наверное, боялся стать свидетелем кровопролития.
Алекс перевел взгляд на Радерфорда и сразу же заметил его красные от гнева глаза и желваки на скулах. Выражение лица Джеймса ясно говорило о том, что это был не визит вежливости. Он приехал, чтобы сразиться с хозяином дома.
— Ты так быстро вернулся из Лондона? — спросил Алекс, подняв брови.
Однако Джеймс пропустил его вопрос мимо ушей.
— Что, черт возьми, ты затеял? — накинулся он на друга. — Ты хочешь, чтобы я возненавидел тебя?
Судя по выражению лица Радерфорда, он готов был ударить Алекса. Его взгляд пылал от ярости.
Уголки рта Алекса слегка приподнялись. В это время суток он обычно был несколько расслаблен, но его язык оставался по-прежнему бойким.
— Ну да, конечно, я все в своей жизни делаю только для того, чтобы понравиться тебе. И если ты меня вдруг возненавидишь, я просто умру от разочарования.
Прежде такой ответ вызвал бы у Радерфорда взрыв смеха. Но сегодня Джеймс, взревев, бросился на Алекса. Однако Алекс хорошо знал своего друга и предвидел его реакцию. Он мгновенно вскочил на ноги, и Джеймс, пролетев мимо, наткнулся на письменный стол. Лежавшие на столе документы разлетелись в разные стороны. Чернильница подскочила и упала на стол, расплескав чернила. Слава Богу, брызги не испортили договоры морских перевозок, над которыми Алекс работал целую неделю.
Алекс предусмотрительно отошел в дальний угол комнаты. Он был не настолько глуп, чтобы поворачиваться к Джеймсу спиной. Теперь их разделяло не только значительное расстояние, но еще и кресла со столиками.
— Я вижу, ты уже поговорил с сестрой, — промолвил Алекс.
Он не хотел ругаться с Радерфордом, но тот не оставил ему выбора.
— Если ты думаешь, что я буду сидеть сложа руки, пока ты пытаешься уничтожить Шарлотту, то ты плохо меня знаешь! — угрожающе прорычал Джеймс и пошел на Алекса.
На лбу Джеймса выступил пот. Алекс обреченно вздохнул и, сжав кулаки, встал в стойку. Он питал отвращение к насилию, но, судя по всему, избежать его нельзя.
— Ты не имеешь права забирать у нее сына!
— Не забывай, что это мой сын. Сын, о существовании которого я ничего не знал до вчерашнего дня.
— Она…
— Она хотела лишить меня сына!
Алекс сказал это так, словно в его памяти снова ожили горькие воспоминания о той боли, которую ему причинила Шарлотта. И Джеймс услышал нотки горечи в голосе друга, хотя их заглушала нарастающая ярость. От сознания тяжести своей потери, всего того, что он упустил и чего уже не вернешь, взгляд Алекса затуманился, и он вдруг зашатался, как будто у него подкосились колени.
— Она скрыла от меня существование сына! А ты еще пытаешься защитить ее? — хриплым надсадным голосом продолжал Алекс.
Это был не вопрос, а скорее упрек. Алекс пытался задеть друга за живое, обвинить его в несправедливости.
В комнате установилась напряженная тишина. Алекс и Джеймс продолжали стоять, сверля друг друга злыми взглядами. Эта ситуация была нова для обоих. За тридцать один год знакомства они никогда не проявляли агрессии друг к другу. Теперь Алекс мог обвинить в предательстве не только Шарлотту. Ее эстафету подхватил брат.
Алекс болезненно воспринял предательство друга, его душа была глубоко уязвлена. Долгие годы он считал Джеймса своим братом. Алекс сошелся с ним ближе, чем с Чарлзом.
Радерфорд успокоился так же внезапно, как и ворвался в комнату. Несколько долгих мгновений он не двигался, а затем облегченно вздохнул. Из него как будто выкачали гнев. На лице Джеймса отразилось выражение беспомощности.
— Я понимаю, что ты зол на мою сестру, но все же…
— Ты не можешь знать, что я сейчас чувствую, — прервал его Алекс.
Ему было ясно, что в этом вопросе они никогда не придут к согласию и взаимопониманию.
— Я говорю, что понимаю, почему ты злишься, но я, конечно же, не могу знать в полной мере, что ты сейчас чувствуешь, — примирительно сказал Джеймс. — Я узнал своих сестер — родных мне по крови людей — довольно поздно, им уже в ту пору было по пятнадцать лет. Мысль о том, что отец оставил девочек в пансионе без присмотра родных, лишил их любви и ласки близких людей, ранила мне душу.
Алекс понял, что Джеймс пытается вызвать у него сострадание, жалость к Шарлотте и тем самым обезоружить его.
— Пойми, Джеймс, речь идет о моем сыне. О моем наследнике. Шарлотта хотела не только лишить меня сына, она намеревалась лишить Николаса отца.
— И поэтому ты намерен наказать их обоих? — спросил Радерфорд. — Надеюсь, ты понимаешь, что, причинив боль матери, ты причинишь боль и ее сыну?
— Я не преследую цели причинить ей боль, — сказал Алекс, сознавая, что лжет.
Он хотел, чтобы Шарлотта мучилась так же, как когда-то мучился он.
Лицо Радерфорда утратило последние следы жесткости. Он медленно приблизился к Алексу, держа руки на виду, чтобы тот не подумал, что он хочет ударить его.
— Я и не думаю оправдывать Шарлотту. Поверь мне, это не входит в мои намерения. Я не знаю, почему она бросила тебя и убежала из дома. Для меня это остается загадкой. Но я рад, что Шарлотта вернулась. И еще я знаю, что у нее доброе сердце. Ты только подумай, она не видела свою сестру долгих пять лет!
Взгляд Джеймса потеплел, голос стал мягким.
— Учитывая обстоятельства ее рождения, — продолжал он, — Шарлотта никогда не стала бы обрекать своего ребенка на такую же судьбу. Должно быть, у нее была очень весомая причина, чтобы поступить так, как она поступила. Ручаюсь жизнью, Шарлотта никогда намеренно не причинила бы вред тебе или своей семье. Она великодушный человек с добрым, открытым сердцем. И если бы не горечь и ожесточение, которые ты сейчас испытываешь, если бы не твои планы непременно наказать ее, ты бы признал мою правоту.
Алекс резко отвернулся от своего друга, махнув рукой и пробормотав бранное словцо. Он не желал ничего слушать о Шарлотте. Алекс не искал оправданий ее непростительному поведению. Он не стал выслушивать объяснения лгуньи и уж тем более не имел никакого желания разговаривать на эту тему с ее любимым братом. Если на долю Шарлотты выпадет хотя бы часть тех страданий, которые испытал он, это будет только справедливо. Пусть Шарлотта думает, что Алекс просто-напросто мстит ей, — ему это безразлично.
