Эстер сражалась как бешеная. В отчаянных попытках сбросить его с себя она прибегала к самым разным уловкам, взбрыкивала, изгибалась, выворачивалась. Настоящее безумие овладело ею.
Наоборот, Халид постепенно успокоился, зная, что она в его власти. Он ждал, когда она утомится, и это случилось довольно скоро.
— Пожалуйста… пожалуйста, отпусти меня, — взмолилась Эстер. — Я не могу это вынести, пожалуйста…
Халид поднялся, выпрямился, поглядел сверху вниз, с высоты своего роста на жалкое, плачущее существо.
— Время ложиться спать, — сказал Халид и дернул за поводок.
— Я не животное, чтобы держать меня на привязи. — Эстер всхлипнула. — Убери цепь!
— Чтобы ты смогла ночью сбежать? Нет, так не будет. Давай руку.
— Не надо!..
— Как бы не так, — пробормотал Халид. — Хватит испытывать мое терпение. — Он закрепил поводок на браслете и поволок сопротивляющуюся пленницу к кушетке.
Эстер прокричала:
— Отпусти меня! Я не хочу быть прикованной к кровати и изнасилованной!
Не обращая внимания на вопли и рыдания, Халид дотащил девицу до кушетки и пристегнул поводок. Оставив ее лежать на полу, он уселся рядом на корточки.
— Я тебя не трону. Спи.
— Здесь?
— Разумеется. Место рабыни на полу у подножия кровати хозяина.
Сам Халид присел на кушетку. Он собирался приказать ей снять с него сапоги, но подумал, что это будет уже слишком тяжким испытанием для нее. Весь долгий день ее унижали, всему должен быть предел.
Халид разулся, затем стянул через голову рубашку и отбросил ее в сторону. В сумеречном свете единственной свечи золотая цепочка с заветным ключиком поблескивала на его могучей груди. И то и другое одновременно притягивало внимание Эстер. Ей хотелось схватить ключ и коснуться выпуклых мышц на груди мужчины. А он, он не торопился, словно дразня укрощенную им пленницу.
Медленно он приподнялся и стал спускать штаны.
Эстер откатилась по полу, как могла дальше, и плотно зажмурила глаза.
— Привыкай видеть мою наготу, рабыня, — Халид растянулся на кушетке, лег на бок и уткнулся взглядом в упрямый затылок пленницы. — С завтрашнего дня ты начнешь прислуживать мне.
— Я скорее буду прислуживать сатане, — пробормотала Эстер, надеясь, впрочем, что турок не расслышит ее дерзкого высказывания.
— Ты будешь прислуживать мне с утра, — спокойно произнес Халид. — Иначе я побью тебя.
«Бей, пытай меня, как хочешь, но я не сломаюсь, — подумала Эстер. — Последнее слово останется за мной, и месть моя будет беспощадна. Я перережу тебе горло от уха до уха или всажу кинжал в твою мерзкую грудь, где вместо сердца ледышка».
Лежа на ковре возле постели Халида, Эстер в уме перебирала самые жестокие способы расправы с неверным турком. Прежде чем сбежать из плена, она непременно отомстит ему, причем воспользуется его собственным оружием.
Видение мертвого Халида, проткнутого кинжалом с драгоценной рукоятью, взбудоражило воображение Эстер и настолько утомило ее, что она впала в глубокий сон.
К сожалению, аллах не одарил такой милостью Халида. Он мучился бессонницей и слушал, как Эстер кричит во сне:
— Кровь, кровь… Папа!
Рыдая во сне, Эстер, наверное, насквозь промочила слезами толстый ковер. Халид отомкнул замочек и, осторожно подняв девушку на руки, уложил ее на софу, на нагретое его телом место. Он устроился рядом с ней, устремив взгляд в купол шатра, за которым было беспредельное небо и мириады звезд.
Он старался не касаться Эстер, хотя давалось это ему с трудом. Его руки так и тянулись к ней, желая ласкать, успокаивать, нежить.
Вскрикнув особенно громко, Эстер вдруг пробудилась. Ужас ночных кошмаров застыл в ее глазах, явь смешалась со сном.
— Что тебе снилось? — спросил Халид. Эстер пришла в себя и поняла, что задает ей вопрос не чудовище из сна, а ее господин, с которым следует вести себя осторожно.
— Ты можешь сковать мои руки, но не мысли. Тебе нет дела до них.
— Как же нет дела, когда они мешают мне спать?
— Тысячу извинений, но я не в ответе за то, что говорю во сне.
Халид усмехнулся, давая понять, что не поверил в ее бесхитростную ложь.
— Во сне ты звала меня и своего отца. — Даже не касаясь девушки, Халид ощутил, как вздрогнуло ее тело. — Память о прошлом гнетет тебя. Скажи, прав я или нет?
Эстер не пожелала ответить.
Халид приподнял ее легкое как перышко тело и заключил в объятия.
— На эту ночь я избавлю тебя от сновидений. Я отгоню их и буду на страже.
— Ты раздет…
— Но ты вполне одета. О чем ты беспокоишься? На тебе такая броня.
Он провел пальцем по рубашке, под которой скрывались изгибы ее тела.
— Не надо меня трогать, — внезапно обессилев, произнесла Эстер.
Голова ее уютно устроилась на его плече. Халид запечатлел поцелуй на девичьем лбу.
— Закрой глаза и подремли до рассвета. Дикий Цветок.
Эстер возбуждали и его прикосновения, и его волнующий, дотоле незнакомый ей запах. Она завертелась как юла в его объятиях, сама не понимая, чего ей хочется — освободить себя или впасть в блаженное беспамятство.
— Не вертись, а то тебе плохо придется. Я за себя не ручаюсь, — пригрозил Халид.
Эстер тотчас затихла и смежила веки. Сон навалился на нее сразу же, и Халид не без удовлетворения приписал себе эту победу.
Но какие демоны терзают невинную девушку во сне? Халид терялся в догадках. Если она каждую ночь будет так кричать и метаться, ему придется отправить ее на морское дно с камнем на шее и лишиться предвкушаемого удовольствия.
И тут Халида осенило. Если его пленница упорно скрывает свои тайны, то ее кузина наверняка проболтается.
— Я не понимаю…
— Какие кошмары посещают ее по ночам?
Халид, словно грозовая туча, надвигался на испуганную девицу. Голос его гремел, как раскаты грома, глаза метали молнии.
Подобное наступление повергло и без того робкую Эйприл в трепет. Вот он — зверь из геенны огненной, который уже два дня пытает несчастную Эстер. Как она еще осталась в живых? Эйприл, зная характер кузины, считала, что та лучше умрет, чем сдастся.
Халид нависал над белокурой Эйприл, словно вершина осадной башни. Больше всего ее страшил жуткий шрам, побелевший от гнева.
— Говори! — прорычал Халид, сжав огромные кулаки.
Ноги у Эйприл ослабели, стали ватными, она пошатнулась, начала оседать.
— Ты напугал ее до смерти, — заметил Малик, подхватывая погрузившуюся в забытье Эйприл на руки.
Он бережно уложил ее на пышные подушки и с укоризной посмотрел на друга.
— Я не хотел причинить ей вред. Это вышло случайно, — оправдывался Халид.