Оставалось лишь молча улыбнуться, однако улыбка получилась бледной, грустной. Едва дверь закрылась, Джейн прислонилась спиной к стене и, собираясь с мыслями, прикрыла глаза.
— Что, уже грезишь о любезном молодом человеке? — ехидно поинтересовался Джейсон с верхней площадки парадной лестницы.
Джейн подняла голову. В эту минуту брат походил на обиженного ребенка. Вот только презрительный тон и ядовитые слова звучали совсем не по-детски.
— Смазливые физиономии всегда действовали на тебя безотказно, — продолжал изливать желчь маркиз. — А если предмет воздыханий стоит на социальной лестнице ступенькой ниже, так это даже интереснее. Помнишь учителя музыки? Тогда тебе, кажется, исполнилось четырнадцать?
— Что тебя так раздражает, Джейс? Тот факт, что джентльмен красив? А может быть, его прекрасное образование и острый, гибкий ум?
Если брат считал возможным упрекать и говорить гадости, то почему бы в отместку не покрутить нож в его ранах? Джейсон не мог похвастаться особыми академическими успехами и тайно переживал по этому поводу.
— Не важно, — отмахнулся маркиз. — Красоту, образованность и ум мистера Берриджа тебе придется записать в приятные воспоминания. Мы возвращаемся в Лондон.
— Неужели ты намерен снова истязать папу долгой утомительной дорогой? — Джейн вздохнула. — Разве не слышал, что сказал доктор относительно трудностей переезда? Они лишь усугубили растерянность и замешательство. — Она подошла к лестнице и начала медленно подниматься, словно желая отмерить необходимое количество слов. — Повторная поездка не принесет ничего, кроме вреда.
— Мне безразлично, что принесет поездка, — вздорно проворчал Джейсон.
— Зато наверняка небезразличны сплетни, которые вызовет наше неожиданное появление в городе.
— Я думал, ты будешь рада вернуться в Лондон. Считал, что тебе здесь плохо, — настаивал Джейсон. — Там папа сможет пользоваться услугами лучших врачей, а ты сама — танцевать ночи напролет.
Джейн вспомнила Лондон: важные, чрезвычайно солидного вида эскулапы в париках и с кучей разнообразных инструментов, каждый из которых доводил до слез. Светское общество, где осталось очень мало друзей, но приходилось улыбаться всем и каждому, льстить, смеяться, танцевать, ездить из салона в салон, удивлять остроумием, очаровывать, покорять — короче говоря, вести себя именно так, как должна вести леди Джейн Каммингс, дочь герцога Рейна.
Потом подумала о тех, кто навестил ее вчера, в день приезда в Рестон, об обязательном обсуждении детских эскапад, о необходимости отдавать визиты и проводить долгие часы в обществе скучных, но искренних и добрых соседей. С уважением вспомнила доктора, даже в глубокой провинции сохранившего живой рассудок, пытливость и стремление к познанию. А потом мысли сами собой переключились на утреннюю встречу, на странный разговор с полуодетым человеком на берегу озера и на те несколько минут, которые подарили счастливую возможность вернуться в детство.
Необходимость постоянно соответствовать ожиданиям окружающих пугала.
Джейн опустилась на ступеньку рядом с братом и печально посмотрела в пространство.
— Когда мама умерла, а ты уехал за приключениями, — заговорила она шепотом, — мне казалось, что самое страшное — остаться наедине с собой. Но вскоре папа начал… сдавать, и стало ясно, что существуют испытания посерьезнее. Ну а труднее всего оказалось принять на себя ответственность.
Маркиз взглянул настороженно:
— О чем ты?
— Я ужасно устала, — честно призналась Джейн.
— Бог мой, и я тоже, — пожаловался Джейсон. — Так и не поспал.
— Устала от одиночества, от необходимости держать на плечах груз семейных проблем. — Она посмотрела брату в глаза, не позволив отвести взгляд. — Как только вернемся в Лондон, ты сразу исчезнешь, спрячешься в компании приятелей. Нет, остаться в стороне тебе больше не удастся.
— Остаться в стороне от чего? — переспросил маркиз, и сердце внезапно оторвалось и упало в глубокую яму.
Джейн молча поднялась и пошла в свою комнату. Этот человек так ничего и не понял.
«От собственной жизни», — мысленно ответила она озадаченному и рассерженному брату.
Джейн вернулась в свою комнату, все еще хранившую следы детской любви к ярким оттенкам, и присела на край кровати. Странный, полный событий и переживаний день давил на плечи. Глаза сами собой закрылись, мысли начали путаться — еще немного, и сон сморил бы вопреки неурочному часу. Однако негромкий стук в дверь заставил ее встрепенуться.
— Войдите, — отозвалась Джейн, и в комнату прошла молодая горничная.
— Простите, миледи. — Девушка выглядела лет на пятнадцать, не больше, и говорила с ярко выраженным местным акцентом. — Вам только что принесли посылку.
Она положила на кровать небольшой аккуратный сверток и исчезла.
Любопытство победило усталость. Джейн сняла бумагу и увидела расписанную яркими картинками жестяную банку.
Чай.
Да, чай вдовы Лоу — причем лучший из всех возможных. Джейн открыла банку, вдохнула сладкий, с пряными нотками аромат жасмина и обнаружила короткую записку.
«Леди Джейн.
Поскольку вы разделяете любовь моей покойной тетушки к данному сорту, надеюсь, не откажетесь принять скромный подарок. Сам я с трудом различаю вкус чая, а милой старушке было бы приятно, если бы кто-то сумел по достоинству оценить тонкий букет и насладиться напитком. Благодарю за великодушное позволение ходить по вашей земле.
Искренне ваш и т. д.
Мистер Берн Уорт.
P.S. Варенье оказалось поистине фантастическим».
Джейн с удивлением почувствовала, что сердце забилось быстрее, а к глазам неожиданно подступили слезы. Измученная и глубоко расстроенная, она даже не подозревала, как нуждается в доброте и в простом дружеском участии.
Весь следующий день лил дождь, равно как и через день. Тяжелые капли стучали в оконное стекло, и унылая, однообразная музыка находила отклик в опечаленном, но мечтающем о просветлении сердце.
Джейн сидела в гостиной и вместе с новой няней Нэнси разрабатывала режим дня, который мог бы принести пользу умственному здоровью герцога. В простых, конкретных делах и заботах легче было ждать совета специалиста из Манчестера, о котором говорил доктор Берридж. Завтрак, прогулка, ленч, отдых, чай, прогулка… и так до вечера.
Мисс Каммингс не знала, как проводит время брат. Маркиз уезжал из дома на целый день, однако возвращался неизменно трезвым. Сам он хранил упорное молчание, а опыт подсказывал, что если Джейсон молчит, значит, что-то затевает. Расспрашивать не имело смысла: придет время, все выяснится само собой.
