– Начиная с сегодняшнего вечера все стало по-другому, – заметила она. – И, кстати сказать, я совершенно счастлива, что все так получилось.
Как он сможет одеть ее и удержаться от того, чтобы снова не потерять голову от страсти? Ему же нечего ей предложить, а между тем он пустился в вольности с той, что была невинна по крайней мере сердцем.
– Твое великодушие ранит мою гордость, Элла. Она подошла к кровати, поднялась по ступеням и уселась на край матраса, болтая ногами.
– Ты подавляешь отвращение, чтобы помочь мне обрести уверенность, – продолжал он. – Это очень великодушно с твоей стороны.
Она взяла нижнюю рубашку и прижала к себе.
– Подойди же ко мне, Сейбер, пожалуйста. Мне нужна твоя помощь.
А ему сейчас требуется вся сила воли – возможно, он и не обладает такой выдержкой.
– Накинь ее, а потом я завяжу…
– Ну уж нет. Ты мне поможешь ее надеть.
Отвернув лицо, он приблизился к ней.
– Что с тобой? Сейбер, посмотри-ка на меня! Может, его лицо и в самом деле не так уж безобразно?
Во всяком случае, для чувственной юной леди. Но ведь она не видела истинных шрамов, которые никогда уже ничем не залечить.
– Мне холодно, – произнесла она, повысив голос. Сейбер виновато приблизился к ней и взял из ее рук тончайшую воздушную кружевную сорочку.
– Сомневаюсь, что она тебя согреет.
В этот момент девушка обвила руками его шею, и Сейбер оторвал хмурый взгляд от ее нижней рубашки. Элла откинула ему волосы со лба, открыв шрамы на лице.
Он опустил веки.
– Как это жестоко, – мягко промолвила она. – Жестокие шрамы на самом красивом лице, которое я когда-либо знала.
Он закрыл глаза.
– Теперь ты знаешь, почему я предпочитаю оставаться в темноте. И почему я посещаю мрачные клубы для стариков – там на мое уродство никто не обращает внимания.
– Твое уродство? – Она нежно разгладила пальцами бледный шрам, который начинался у корней волос, пересекал лоб, чуть-чуть не задев уголок глаза, и заканчивался на щеке. – Да, досадная штука. Но ее можно будет сделать почти незаметной – и я могу тебе в этом помочь.
Сейбер попытался отвернуть лицо, но она быстро приложила ладонь к его щеке.
– Открой глаза, прошу тебя. Он тотчас исполнил ее просьбу.
Она не отпрянула в испуге. Отвращения на ее лице тоже не было.
– Болит? – Она прикоснулась большим пальцем к сморщенной коже в уголке его глаза.
– Нет, – честно ответил он.
– И глаз не задет. Слава Богу.
– Да, мне повезло, – признался он. – Мне противна сама мысль о том, что пришлось бы обременять своей беспомощной слепотой какого-нибудь бедного слугу.
– Да я бы с радостью стала тем слугой, – воскликнула она. – Я хотела сказать, что, когда гляжу в твои глаза, я счастлива. – Она вздрогнула.
– Ты замерзла, Элла. Позволь, я помогу тебе одеться.
– Лучше обними меня.
Да он и сам обнял бы ее, но ведь он всего лишь мужчина – мужчина, который слишком долго подавлял свои плотские желания.
Элла пододвинулась ближе и обвила его руками, положив голову ему на грудь.
– Элла, милая моя, – промолвил он, втайне надеясь, что она не услышит отчаяния в его голосе. – Нам неприлично так оставаться.
– То, что произошло между нами, тоже можно считать неприличным. Я же не зеленая девочка. И прекрасно понимаю, что моя репутация отныне погублена навсегда.
Он затаил дыхание. Она говорит так, словно перечеркивает свое прошлое. Возможно ли это? Сейбер прижался подбородком к ее затылку.
– Я сделаю все, чтобы твоя репутация не пострадала после сегодняшнего вечера. Ты вернешься к гостям так же, как и пришла сюда. Ты объяснишь это тем, что запуталась в комнатах и не могла найти дорогу обратно.
– Не хочу.
Он ощущал кожей ее твердые соски. Возбуждение его достигло предела.
– Помрой Уокингем пытается заставить моего отца дать согласие на наш с ним брак.
Сейбер замер.
– Помрой?
– Да. Я говорила тебе, что кое-кто добивался папиной аудиенции. Так вот это были Помрой и его отец. И сегодня, на балу, он пытался увести меня в сад – без мамы. Он сказал, что ему позволил мой папа. Но я ему не верю.
– Я тоже, – задумчиво промолвил Сейбер. Уокингемы были хорошо известны в определенных кругах. Сейбер слышал о них от Девлина, у которого были самые разные знакомые. – Уокингемы никогда не посмеют и пальцем тебя тронуть, любовь моя. – Ходили слухи, что отец и сын имели склонность к совместным оргиям и делили между собой своих женщин.
– Мне это нравится.
Он слышал Эллу словно сквозь туман.
– Что тебе нравится?
– Что ты назвал меня «моя любовь». Видишь ли, мы оба думаем одинаково, мы оба знаем, что так и должно быть. Отныне мы будем вместе. И ничто не сможет нас теперь разлучить.
Нельзя позволить Уокингемам даже на шаг приблизиться к Элле.
Сейбер тяжело вздохнул.
– Ты должна вернуться вниз.
– Если только ты пойдешь вместе со мной. Он похолодел.
– И думать об этом забудь.
– Тогда и я не пойду.
– Не будь ребенком.
– Не смей называть меня ребенком! Я многие годы ждала этого момента. Я больше не позволю тебе бросить меня. – Для пущей убедительности она запечатлела крепкий поцелуй у него на губах. – Вот так. – Она с победным видом взглянула на него, чуть отстранив лицо. Ее припухшие губы являли свидетельство недавних поцелуев, его борода оставила на ее нежной коже красные следы. А что делать с ее спутанными волосами, он понятия не имел.
– Ты должен спасти меня от Уокингемов – Пома и его мерзкого папаши.
Желание защитить девушку и найти прибежище среди знакомых теней завладело Сейбером.
– Струан не отдаст тебя этим мерзавцам.
– Они богаты. Папе это известно. И у них хорошие связи в обществе.
– Об этом не может быть и речи, – возразил Сейбер, прежде чем успел обуздать вспыхнувший гнев.
Элла гладила его руки. Потом осыпала поцелуями шрамы – свидетельство его несостоятельности как солдата, командира и защитника своих людей.
Сейбер схватил ее запястья.
– Элла…
– Тише, успокойся. Для тебя так будет лучше. Матери всегда говорят своим детям, что поцелуи смягчают боль.
Он невесело рассмеялся:
– Уж я-то далеко не ребенок. Да и вы, сударыня, не моя матушка.
– Ну конечно, нет. Почему ты понимаешь все буквально! Я всего лишь хотела сказать, что раз матери говорят это своим детям, значит, так и есть на самом деле. О Сейбер, я бы хотела никогда не покидать эту комнату.
– Наши желания далеко не всегда исполняются, – произнес он.
– Про тебя ходят такие нелепые лживые слухи.
– Правда?
– Я знаю, это клевета.
Слова Эллы медленно доходили до его сознания. Он поглаживал кончиками пальцев ее нежную кожу – чуть выше завязки чулка.
