– Ты настолько хорош, Леон, что тебя стоит нарядить девицей и продать подороже в ближайшей харчевне какому-нибудь толстосуму. А когда он решит поразвлечься с тобой и задерёт тебе юбку, то там его будет ждать сюрприз!
Вторая женщина, достававшая вещи с повозки, залилась звонким смехом.
– А, ну замолкните, потаскухи! – рявкнул на них один из мужчин, самый старший по виду. – Совсем мальчишку довели! Разве он виноват, что румян и нежен, как девчонка? Таким уж его создал Всевышний. И негоже издеваться над ним…
– Ладно тебе, Жосс, – примирительно сказала женщина, умело снимая при помощи ножа шкурку с кролика, – мы просто зубоскалим. Не ровён час от холода и голода подохнем. А так, хоть посмеяться напоследок…
– Это точно, Мадлен! – подхватила её товарка. – Виконтесса Монбельяр приказала прогнать нас прочь! Даже взглянуть на наше представление не пожелала! Гордячка! Старая ведьма! – возмутилась она.
– Интересно, а кто её развлекает?.. – задумчиво произнесла Мадлен. – Небось, полный замок жонглёров, музыкантов и этих новомодных рифмоплётов-голиардов…
– Нам бы такой рифмоплёт не помешал. Господа нынче предпочитают утончённые представления. А что мы можем им предложить? – сокрушался Жосс. – Конечно, Леон хорош в облике девицы. Бароны так и исходят слюной, дабы удовлетворить с ним свою похоть, но роли его совершенно не годятся. Надо бы придумать что-нибудь получше…
Жосс пытался развести огонь при помощи огнива. Ещё двое мужчин, ломали хворост, дабы бросить его в костёр.
– А ты, Жан, – обратился Жосс к одному из своих помощников, – подумай над моими словами. Иначе Мадлен права: сдохнем с голода посреди леса.
Жан отбросил хворост в сторону.
– А что я могу сделать?! – с жаром возмутился он. – Я и так придумал несколько сценок! А они, видите ли, не достаточно хороши!
– Уймись, Жан, – сказала Мадлен. – Тебя никто не винит. Просто времена меняются. То, что до Крестового похода казалось смешным, сейчас вызывает лишь слёзы.
Ригор, стоявший за кустами, стал невольным свидетелем этой словесной перепалки и подумал: «Виконтесса де Монбельяр – старая ведьма… Я так и думал… Ни за что не пойду к ней в услужение. Уж лучше примкну к бродячим актёрам…»
Он глубоко вздохнул, набрался смелости и вышел из своего укрытия.
– Приветствую вас, почтенные актёры! – бодро произнёс он.
Актёрская братия разом оторвалась от своих насущных дел и воззрилась на чужака.
– Вот те раз! На ловца и зверь бежит! – воскликнул Жосс. – Ты братец часом не лютнист? – он указал на инструмент, висевший на плече у Ригора. Тот утвердительно кивнул. – И что играть прилично умеешь? – не унимался пожилой актёр.
– Разумеется, – уверенно ответил голиард и пристроился на колченогом табурете у костра. – С вашего позволения… – сказал он, снял с плеча лютню, распахнул плащ, устроился поудобнее и начал играть.
Актёры, заворожённые мастерской игрой незнакомца, бросили все дела, рассевшись подле костра. Ригор, видя какое впечатление он произвёл, и, дабы закрепить первоначальный успех, решил исполнить кансону, которую сочинил по дороге и посвятил Беатриссе де Мюлуз:
– Когда нежный бриз становится горьким,
А листья падают с веток
И птицы сменяют песни,
Я, здесь, вздыхаю и пою
О любви, держащей меня связанным и заключённым,
О любви, никогда не бывшей в моей власти.
Увы! Я ничего не добился от любви,
Кроме усталости и мук,
Ведь ничто так трудно получить,
Как ту, которую я люблю.
Ничто не наполняет меня такой тоской,
Как та, которую я не могу получить.
Я радуюсь драгоценному камню,
Ничего более красивого я не любил;
Когда я с ней, я так смущён,
Что не могу открыть ей свою любовь,
А когда я ухожу, мне кажется,
Я теряю весь ум и всё, что знаю…[45]
Ригор в последний раз дотронулся до струн, они издали трепетный звук и замолкли. Он вернулся из мира грёз в мир реальный и к своему вящему удивлению увидел Колетту и Мадлен в слезах.
– Ах, сударь, – всхлипнула Мадлен, – это как это возвышенно… Скажите вы любили знатную даму?
Ригор решил не выдавать своей тайны и лишь загадочно ответил:
– Увы… Кто может устоять перед совершенной красотой?..
– Не сомневаюсь, что она была молода, богата и красива, – высказала своё мнение Колетта, смахивая ладошкой набежавшие слёзы. – Наверняка, её старый муж помешал вашей любви…
Ригор печально улыбнулся: Колетта попала почти в яблочко – только не муж, а пасынок.
– Вы очень проницательны, сударыня… – вежливо заметил он.
– Вы покинули замок Дамы сердца и теперь вынуждены искать новое пристанище… – предположила Мадлен.
Голиард потупил взор и тяжело вздохнул. Слова Мадлен разбередили свежую сердечную рану.
– Ах, простите меня, сударь! – спохватилась Мадлен. – Я не хотела сделать вам больно.
– Не вините себя, сударыня… Простите не знаю вашего имени…
– Мадлен.
– Так вот, не вините себя, Мадлен, – продолжил Ригор. – С этой болью в сердце мне суждено провести остаток дней.
Жосс многозначительно переглянулся с Жаном.
– Прекрасно сказано, сударь! – воскликнул глава бродячей актёрской труппы.
– Меня зовут Ригор Жюиф…
– Ригор, вы изрекаете фразы достойные сцены! Вы прирождённый актёр! – поддержал своего старшего сотоварища Жан.
Клод предпочёл промолчать, ему не понравилось повышенное внимание Мадлен и Колетты, которые те уделяли чужаку. В душе он уже начал ревновать Мадлен к этому приблудному лютнисту, хоть та и была намного старше его.
– Думаю, пора представиться. Я – глава этого сброда, который называет себя актёрами. – Жосс жестом указал на своих собратьев по ремеслу. – Играю почтенных баронов, отцов семейств и старых рогоносцев. Можете называть меня просто – Жосс. Это Жан – он придумывает различные сценки и диалоги. – Жан поклонился Ригору, тот также ответил поклоном. – Это… – Жосс указал на женщин, – наши дамы – Мадлен и Колетта. Мадлен обычно играет баронесс, Колетта – камеристок, служанок или пастушек. – Женщины дружно рассмеялись и присели в реверансе. – А это, – Жосс кивнул в сторону юноши, – Леон, наш нежный цветок.
Женщины хихикнули. Жан расплылся в улыбке. Леон стушевался.
– Вот опять… – обиженно произнёс он и зарделся, словно девица на выданье.
