Девушки из гарема смотрели на меня со смесью зависти и восторга. Они липли как мухи, убеждали в дружбе и преданности до гроба, лишь бы откусить кусочек пирога. Даже Милена, и та забыла былые обиды ради шанса получить разонравившееся украшение. Только Киара оставалась в стороне от всеобщего помешательства. Она готовилась к зачатию будущего виконта Роса, купалась в особых ванных, пила специальные травы. Назначенный астрологом день приближался, и Киара сосредоточилась на будущей цели.
По истечению недели отдыха Альбус снова позвал к себе. На этот раз он делал все сам, мне оставалось лишь наклониться и раздвинуть ноги.
Убедившись, что господин не потерял ко мне интерес, гаремные девушки удвоили льстивый напор. К счастью, периодически кто-то из них отправлялся на ложе виконта, и на один день обо мне забывали. Потом гарем и вовсе взбудоражила Гузель. Ее разжаловали до подающей надежды рабыни, а место фаворитки заняла та самая шатенка с большой грудью, которую некогда выбрал император. Хозяин тоже ей заинтересовался, стал чаще звать в спальню, а потом возвысил.
Но вот наступили дни Киары, и мы все остались не у дел. Кто-то слонялся по саду, кто-то дремал, кто-то сплетничал или занимался рукоделием – досуг в гареме ограничен, а я… наблюдала за служанками. Уверившись, что виконт никогда меня не освободит и даже под конвоем в город не выпустит, искала другие способы сбежать. При желании я могла раздобыть желтую одежду служанки, но этого мало, нужно понять, как выйти из гарема и не попасться.
Смелую идею выбраться через парадный вход я быстро отмела. Двери в гарем охранялись, я непременно угодила бы в цепкие руки домоправительницы. Служанки – женщины свободные, но подчинялись строгим правилам, просто так по особняку не разгуливали. Оставалось досконально изучить их распорядок дня, попытаться отыскать в нем лазейку.
Наложницы всегда на виду, но сложившаяся ситуация играла мне на руку. Нас временно предоставили самим себе, и я могла не опасаться окликов и ненужных вопросов.
В первый же день мне удалось побывать в комнатах служанок. Благовидный предлог нашелся – искала одну из своих девочек. Увы, в той части гарема не было ни дверей, ни окон в окружающий мир. Зато второй день подарил ценное открытие. Я обратила внимание на служанку со стопкой грязного белья и проследила за ней.
Часть вещей стиралась непосредственно в гареме, но вот другую отправляли в город, особым мастерицам, умевшим обращаться с кружевом и шелком. Такую одежду складировали отдельно, и какая-нибудь служанка относила ее прачке. Как она выбиралась на волю, я пока не знала, но предполагала, через некий черный ход. Когда я, притаившись за корзинами с чистым бельем, жадно ловила каждое слово, служанки как раз обсуждали, чья очередь идти.
Вот он, мой шанс! Испачкать пару платьев, переодеться в желтое и, соврав, будто новенькая, уйти через прачечную. План пока сырой, не хватало деталей, но лучше такой, чем беспросветное будущее.
Ничего, я все разузнаю. Немного подарков – и праздное любопытство не покажется подозрительным. Фаворитка скучает, вспоминает, как некогда сама стирала белье. Почему бы ей не проявить интерес к местным порядкам? Все равно заняться нечем.
Глава 11
Я потихоньку готовилась к грядущему побегу. Начала с малого – завела доверительные отношения со своими служанками. В меру, чтобы они не сели мне на шею: разрешала им забирать не пришедшиеся по сердцу вещи, делилась незначительными подробностями о жизни в Храме наслаждения. Последний магнитом манил фрегиек определенного достатка. Помнится, я удивлялась, как Мирта жаждала там оказаться, теперь поняла. Рожденные в бедных семьях, служанки мечтали о том, что видели каждый день: дорогих тканях, духах, мягких постелях. Они не сознавали, какую цену платят за них наложницы, каково им на самом деле, а, может быть, и не возражали бы обменять свое тело на изумруды.
– В общем гареме у всех своя постель, диванчик, – завистливо вздыхала Лейла, одна из моих прислужниц. – А у меня только матрас и семеро братьев. Еще больная мать. Мы живем в одной комнате, которая чуть больше фонтана во внутреннем дворике. Я бы всем-всем дала, только бы сбежать из нищеты!
– Но ты бы потеряла свободу, – напомнила я. Мы беседовали в купальне – месте, располагавшем к откровениям. – Исполняла бы прихоти чужого человека.
Лейла фыркнула.
– Толку мне с той свободы! Вечно голодная, усталая. И прихотей у меня хватает, только чужие и исполняю. Простите за откровенность, ханун, но лучше член господина за щекой, чем такая жизнь. Опять же все равно придется давать. Либо мужу, либо тому, кто в переулке подкараулит.
Вспомнила бедные кварталы Недева и поняла: я не в праве осуждать Лейлу. Для нее гарем – синоним спокойствия и сытости.
– Все дело в добровольности, – погрузившись мыслями в прошлое, возразила я.
– Это верно! – поддакнула служанка, сообразив, что зашла слишком далеко. – Да вы меня не слушайте, дура я.
В купальне ненадолго воцарилось молчание. Я вспоминала Рьян, Лейла бегала за полотенцем. Заслышав шаги, решила, это она вернулась, но, оказалось, еще одна наложница вздумала понежиться в теплой воде.
– Не помешаю? – У бортика стояла Гузель. – Мне не сказали, что ты здесь.
Ну да, она теперь обычная наложница, а я – вторая в гареме после Киары.
Повела плечами. Пусть плещется.
Гузель мне не нравилась. Смотрела на нее, на то, как она раздевается, и не могла понять, откуда столь жгучая неприязнь. Может, из-за одобрения оргий? Только сейчас заметила под левой грудью чернокожей рабыни – ну как, грудью, легким намеком на нее – татуировку в виде бабочки. Точно такая же отыскалась на пояснице, у самых ягодиц. Заинтересовавшись, подобралась ближе. В гареме свои приличия, девушки не стеснялись наготы и открыто разглядывали, оценивали чужую. Надо же знать, чем сильна твоя конкурентка.
– Что это? – указала на бабочку.
– Знак с невольничьего рынка, – равнодушно ответила Гузель. – Бабочка означает, что я предназначена для постельных утех. Вторая, – она завела руку за спину, коснувшись мягкого места, – говорит о моей готовности принять будущего господина сзади.
– И где же так… клеймят?
Брезгливо отодвинулась от темнокожей и перебралась к противоположному бортику. Гузель видела мою реакцию, но и бровью не повела.
– В Эбро. Там находится самый крупный невольничий рынок. Получить бабочку – удача! Мне сразу набили две, потому что я из тарри. Любая девочка из нашего племени готовит себя для мужа.
Эбро, значит. Не такой пустой разговор вышел! Вдруг Адриана тоже повезли в таинственный Эбро. Нужно выспросить у Гузель, где он, как туда попадают, какие там порядки.
– И как ты оказалась на рынке? Твое племя живет на берегу моря?
– Нет, на берегу реки, которая впадает в море. Ночью по ней поднялись пираты, забрали женщин. Часть оставили себе, часть продали.
– Где продали? Кому?
– Торговцам, как тебя. Только нас держали в трюме, а затем по одной водили наверх, на палубу. Там сидели три торговца и смотрели. Плохо, если девушку не выбирали, – покачала головой Гузель и помрачнела. – Пираты – жестокие люди, вдобавок у них по многу лет не бывает женщин. Меня выбрали, потому что я правильно встала, хорошо себя показала. В итоге оказалась в партии хорошего торговца. У него всем девочкам бабочек набили.
– А кого еще могли?
– Черепаху. Такие девушки для черной работы.
– И что, – недоверчиво поинтересовалась я, – всех девочек с бабочками продали в гарем?
– Нет, гаремов бы не хватило, – рассмеялась Гузель. Тень сошла с ее лица, прошлое снова стало прошлым. – Часть купили в бордели. В Эбро открытые торги, кто больше даст, того и девочка. Большинство жриц любви Тамалы оттуда. Приличные заведения не скупятся на качественный товар, дают много.
– Откуда ты знаешь?
Не слишком ли хорошо осведомлена темнокожая наложница? Складывалось впечатление, будто это она торговала в Эбро, а не прибыла туда в качестве рабыни.
