Лавка крошечная, с небольшим старомодным окном, по середине ее тянется старый дубовый прилавок. Ее хозяин — художник, и ему требуется человек, чтобы присматривать за магазинчиком, пока он работает в соседней комнате с встроенным световым люком.
Платить он готов всего пятнадцать шиллингов в неделю, впрочем, это лучше, чем ничего.
Он довольно стар — около шестидесяти. Зарабатывает, похоже, немало, копируя натюрморты с цветами и прочие декоративные панно. В лавке на редкость грязно, много всякого хлама, среди которого попадаются и весьма ценные вещи.
Но когда я предложила сделать уборку, он отказался:
— Не надо. Эта обстановка играет мне на руку. Люди думают, что за небольшие деньги покупают шедевры, которым я не знаю цены. Пускай остается как есть.
Посетителей бывает не так уж много, впрочем, в горячий сезон сюда протаптывают дорожку толпы американцев, знакомящиеся в Челси с богемной жизнью.
Айвор говорит, что та богемная жизнь, с которой они знакомятся, — фикция чистой воды, пропаганда в интересах «Кука»[17].
Помимо пятнадцати шиллингов в неделю я получаю десять процентов комиссионных за любую проданную вещь, так что надеюсь продать много-много всякой всячины, и тогда, может быть, заработаю достаточно денег, чтобы содержать себя целиком и полностью.
Теперь, имея постоянный заработок, я оплачиваю половину стоимости комнаты Поппи, поскольку мы решили и в дальнейшем жить вместе.
Выходит в неделю шесть шиллингов, так что у меня еще остается девять на еду, хотя, конечно, есть и дополнительные расходы, такие, как газ и ванна.
Мистер Филд, хозяин лавки, удивленно вытаращился на меня, когда я пришла нынче утром:
— Боже милостивый! Так вы же совсем еще ребенок!
Я заявила, что в состоянии выполнять самую различную работу и надеюсь продать для него кучу всяких вещей.
— С таким личиком — вполне возможно, — сказал он, и я решила принять его слова за комплимент.
Вскоре он удалился к себе в студию, но то и дело выскакивал поглядеть, как я управляюсь. Жаль, что докладывать пока особо не о чем, кроме продажи двух кистей и тюбика синего кобальта.
Правда, днем заглянули мужчина с женщиной и купили расписную лаковую шкатулку с изображением сцен из венецианской жизни. Мистер Филд был ужасно доволен и сказал, что я великолепно сделала дело.
Я обрадовалась, доставив хозяину удовольствие, так как ему наверняка стоило больших усилий выражать энтузиазм по поводу семи шиллингов и шести пенсов.
Проводить целый день в магазине в ожидании покупателей довольно скучно, мало кто заходит, и я спросила мистера Филда, не возражает ли он, если завтра я захвачу с собой книжку.
Он подумал и предложил:
— А может быть, поможете мне в студии? Звонок вы всегда услышите, если кто-то войдет.
Я согласилась, и он повел меня вниз, в студию. Мне показалось, работы там не так уж много, разве что готовить ему чай и тосты.
Когда я уходила, он снова меня поблагодарил и пообещал выдать авансом недельное жалованье.
Я рассказала об этом Поппи, и она предупредила меня:
— Будь осторожна! Не позволяй ему чересчур вольничать.
— Ты хочешь сказать, будто он пробовал со мной флиртовать? — спросила я.
— Я думаю, что большинству мужчин хочется с тобой пофлиртовать, — сказала она.
В самом деле, подумала я, многие уже пытались это сделать. Значит, у меня есть сексапильность, даже сомневаться нечего!
Никак не могу выбросить из головы тетушку Дороти и Росси. Прошло уже больше недели с тех пор, как я покинула Гровенор-сквер.
Интересно, беспокоятся ли они обо мне? Скучает ли без меня Гарри?
В конце концов, он ведь поцеловал меня… один раз.
* * *
Мистер Филд нынче целое утро крутится вокруг меня.
Боюсь, Поппи права, он начнет приставать, а в таком случае мне, наверно, придется оставить работу. Все выходит, как в одном рассказе, который я когда-то читала в дешевом журнале: там героиню постоянно атакует работодатель.
Как досадно порой быть девушкой, да еще привлекательной! Хотя быть настоящей дурнушкой вовсе ужасно!
Сегодняшним утром я продала блокнот для рисования, пакетик булавок для холста и три карандаша. По-моему, торговля весьма оживилась.
Мистер Филд только что заглянул ко мне — уже в который раз! — и спросил, все ли в порядке, хотя это и так видно: сижу за прилавком, выгляжу весело и, надеюсь, по-деловому.
Он пригласил меня к себе в студию погреться, я вежливо отказалась, сославшись на то, что утром обычно дел очень много, так что лучше уж мне сидеть в лавке — так спокойнее.
Он помялся с ноги на ногу, затем выглянул в окно и сказал:
— Дождь идет.
Поразительно — люди вечно заводят речь о погоде, когда думают совсем о другом.
Наконец, не найдя что еще сказать, он вышел из лавки.
Был еще один странный эпизод. В лавку пришел покупатель, маленький, черненький, одетый довольно бедно, но аккуратно. Прежде чем зайти, он долго стоял перед витриной, только разглядывал не вещи, разложенные за стеклом, а меня. Потом он исчез, но через какое-то время опять появился и стал заглядывать в витрину.
Я смутилась и ушла в дальний угол лавки, где он не мог меня видеть. Но тут открылась дверь, и он перешагнул через порог лавки.
— Будьте добры, мне нужна кисть, — обратился ко мне странный покупатель.
Я вытащила коробку с кистями, однако он не стал особенно разглядывать их, все его внимание было сосредоточено на мне.
— Давно вы тут? — спросил он, не спуская с меня глаз.
Не знаю почему, только его любопытство вызвало у меня раздражение, и я сказала:
— Вам требуются именно такие кисти?
— Нет-нет, — сказал он, — намного длиннее.
— Щетина длиннее, — уточнила я, — или ручка?
Он, похоже, не знал. Поколебавшись с минуту, он опять обратился ко мне:
— Не будет ли с моей стороны невежливым узнать ваше имя?
— Да, это очень невежливо, — говорю я. — Если кисть вас не интересует, то, по-моему, вам лучше уйти отсюда!
Он вышел весьма растерянный и уже на улице вынул что-то из кармана и посмотрел. Затем обернулся и бросил в мою сторону довольно пристальный взгляд. К счастью, окно до того грязное, что через него трудно что-нибудь разглядеть.
Интересно, кто он такой и почему так себя вел. Это кажется мне очень странным.
* * *
Боже мой, случилось столько всего, что голова идет кругом!
Во-первых, сижу нынче днем в магазине, входит мистер Филд и говорит:
— Не спуститесь ли вниз? Я хочу, чтобы вы для меня кое-что сделали.
Проговорил он все это довольно отрывисто, точно отдал приказ, а я, разумеется, не могла ослушаться своего работодателя. Когда я вошла в студию, он сказал:
