Ей было противно видеть, как остальные пленники нарушают закон Аллаха и пьют водку, стараясь не отставать от своих сторожей. К потехе остальных гостей, они скоро свалились под стол и захрапели, не в силах подняться. Без сомнения, хитрые русские хотели таким образом заглушить в пленниках волю и сделать их лакомым блюдом для своего царя. Но с ней это не пройдет, поклялась себе Сирин. Она бросила последний уничтожающий взгляд на Сергея и вышла, направившись в свою каморку.
Посреди ночи она проснулась от странного плеска, быстро спрыгнула с кровати, отворила маленький ставень и выглянула наружу. Шел проливной дождь, и водосточный желоб не справлялся с потоками воды, прямо перед ее окном на землю обрушивался маленький водопад. Небо было обложено тучами, плотный сумрак не позволял даже примерно определить, сколько времени, ни на постоялом дворе, ни в соседних домах не было видно света. Люди тоже не показывались, и Сирин забралась обратно в постель. Но заснуть все никак не удавалось. Через какое-то время Сирин все же поднялась, умылась принесенной с вечера водой и оделась. Не забыла она и о главном — стянуть грудь полосой ткани, чтобы замаскировать ее, затем уселась на кровать и уставилась угрюмо в одну точку, ожидая, когда проснутся остальные. Они, видно, так оглушили себя водкой с вечера, что шум дождя не разбудил их.
Тьма за окном стала понемногу сереть, когда Сирин услышала внизу голос Тарлова. Его приказы разносились по всему зданию — как всегда, капитан торопил солдат и пленников. О ней он, казалось, позабыл, запамятовал, что она разместилась отдельно. На минуту ей представилось, как были бы чудесно остаться сидеть здесь и дождаться, пока драгуны с остальными пленниками уберутся прочь. Но сразу же стало ясно, что затея эта нелепа — ее будут искать, а если даже и нет — уведут коня, а без него вернуться домой казалось невозможным. Да и немыслимо это для мужчины ее народа — по доброй воле отдать коня в руки врага или того, кто не сможет как следует о нем позаботиться.
Она отворила дверь и сошла вниз. Все уже сидели за завтраком — как обычно: хлеб, холодное мясо, большие кружки с квасом и водка «для аппетита». Свой квас и стакан водки она устало пододвинула к рабу Ильгура — Бедру, тот с видимым удовольствием осушил обе емкости. Сирин же пришлось довольствоваться куском хлеба и водой из колодца во дворе.
Вслед за ней вышел и Ваня. Глядя на Сирин, жадно пившую воду, он только головой покачал. Все же редкостно неразумным парнем был этот Бахадур — до сих пор сопротивлялся своей участи, хотя все остальные уже смирились. И это при том, что между Москвой и его родиной лежало столько верст. Вахмистр понимал, что татарин не вскочит на своего рыжего жеребца и не помчится на восток — он знал, что его племя поплатится за это.
Но все же Ваню не покидало чувство, что от этого мальчишки можно ожидать чего угодно. Поэтому он успокоился только тогда, когда во двор вышел Сергей, а за ним заложники и солдаты.
— Сегодня вечером вы поужинаете в Москве, стольном граде, Третьем Риме! — радостно выкрикнул вахмистр.
Большая часть заложников глянули на него с недоумением — никто из них слыхом не слыхивал о первом Риме, что уж говорить о третьем. Для них Москва была только опасным местом, где должна решиться их судьба. Только двое проявили интерес к его словам: Сирин надеялась увидеть в Москве русского царя, чтобы, убив его, исполнить свое предназначение; Ильгур же надеялся поступить на царскую службу, сделаться могущественным визирем и отомстить отцу и братьям.
— Довольно речей, Ваня! Лучше позаботься, чтобы все собрались поскорее, иначе к вечеру мы в лучшем случае увидим купола вдали.
Брошенное вскользь замечание Сергея заставило поторопиться не только вахмистра, но и прочих драгун. Солдаты, казалось, были недовольны тем, что видят пленников последний день, ведь они теряли прекрасную возможность позабавиться. Они подгоняли заложников прикладами ружей так безжалостно, будто ночью получили на этот счет особые распоряжения. Маленький Остап поскользнулся на мокром булыжнике и замешкался сесть в седло — тут же увесистая оплеуха чуть не свалила его с ног вторично.
Увидев это, Сирин вскипела и потянулась к сабле, но тут кто-то крепко сжал ее плечо. Она подняла глаза.
По лицу татарина Тарлов тотчас угадал взыгравшую в нем ярость и потому поторопился вовремя оказаться рядом. Парень был, как говорится, пойман на горячем, теперь Тарлов с полным правом мог сделать то, о чем мечтал еще в Карасуке.
— Отдай мне саблю и кинжал! Не хватало еще, чтобы ты въехал в Москву в полном вооружении. Ты не завоеватель, а пленник! — Голос его звучал жестко, и Сирин поняла, что оружие он возьмет добром или силой. Ее охватила паника — возможность убить царя таяла на глазах. Сирин подумала: «Может, стоит использовать этот момент и зарубить офицера прямо здесь?» Но тут же она заметила, что в нее целятся двое драгун, и плечи ее безвольно поникли. Пуля, без сомнения, окажется быстрее руки, а погибнуть столь бездарно Сирин не желала.
Сергей ожидал сопротивления и даже слегка удивился такому смирению. Он вытащил саблю и кинжал Сирин из ножен и протянул их Ване:
— Это дорогое оружие. Следи за ним хорошенько — не хватало еще, чтобы татары сочли нас ворами.
Вахмистр осторожно завернул оба клинка в тряпицу и заботливо спрятал в тюках.
До Москвы они добрались без особых происшествий — все были полны своими думами. Весь день беспрерывно лил дождь, дорогу размыло, ноги лошадей уходили в чавкающую грязь почти по бабки, животные казались такими же измотанными, как и всадники. Одежда большинства членов отряда не защищала от дождя. Единственной, кто не совсем промок, оказалась Сирин — она, как улитка в раковину, с головой спряталась в толстый плащ из овечьей шерсти, спиной девушка ощущала завистливые взгляды своих спутников. Непогода и дурная дорога напрочь отбивали желание вести разговоры, все молчали даже во время полуденного привала, равнодушно поглощая свой скромный обед. Сирин проглотила пару кусков хлеба и мрачно подумала, что здесь, в России, она либо умрет с голоду, либо начнет все же есть свинину. Ни то, ни другое ее не привлекало. В конце концов она в досаде выбранила себя за малодушие — вряд ли она проживет достаточно долго, чтобы умереть с голоду. Сирин настолько ушла в эти мрачные мысли, что отвлечь ее не удалось даже Остапу. Бедный мальчик трясся от холода и от ужаса перед тем, что ждало их в Москве, и пытался найти поддержку и утешение у старшего друга — напрасно.
Они ехали по холмистой местности. Внезапно дождь прекратился, а набежавший ветер разорвал пелену туч. Солнце, уже клонившееся к западу, блеснуло золотом, дивно озарив окрестность. Восклицания спутников, полные благоговения и восхищения, заставили Сирин выглянуть из своего плаща. Перед ней предстала Москва. Над крышами домов возвышались дюжины золотых шаров, сверкающих в свете солнца, русские называли их куполами. Ярче всего блестели те, что вздымались над храмами в центре города, на холме, там, видимо, располагалась главная крепость — Кремль.
