– Мы видели его!
– Вернее, видели его голову.
– На колу.
– Аллах да защитит нас всех!
– Он мертв!
– А когда мы увидели и узнали его…
– …то послали за евнухом…
– И он подтвердил!
– У Фонтана Палачей!
– Мы просто проходили мимо, госпожа.
– Конец надеждам!
– Конец жизни!
– Аллах да спасет нас!
– Он мертв!
Наконец Нур Бану улучила возможность вставить словечко.
– Он мертв? А ну успокойтесь, глупые девчонки! Кто мертв?
Сафия продолжала невозмутимо разглядывать в зеркало свои волосы, еще взлохмаченные после страстной ночи с возлюбленным. Девушки ее не интересовали. Осторожно повернув зеркало, она жадно вглядывалась в лицо Нур Бану и заметила, как от ужасного предчувствия оно помертвело и с него разом сбежали все краски. Единственное слово, которое дошло до ее помутившегося сознания, было имя отца ее единственного сына.
– Селим!
– Селим?! Аллах да поможет мне! Нам конец! – Эти слова, казалось, вырвались из самой глубины ее разбитого сердца.
– О, нет!
– Это не Селим, госпожа!
– Аллах милостив!
– Он защитит вас, госпожа!
– Селим жив!
– Да будет благословенно имя Аллаха!
– Но это… это Луфти Эфенди!
– Луфти Эфенди, друг нашего господина Селима.
– И вот Луфти Эфенди мертв.
– Казнен.
– Возле Фонтана.
– Но за какое преступление? – Лицо Нур Бану все еще было бледным как смерть, дрожащий голос выдавал охвативший ее ужас.
– За пьянство, – упавшим голосом объяснила Белькис.
– О, госпожа!
– Все уже знают! И султан тоже знал.
– Луфти Эфенди пил.
– …они вместе пьянствовали с нашим господином Селимом прошлым вечером.
– Прямо здесь, во дворце.
– Говорят, праздновали отъезд бея из Магнезии.
– И Луфти Эфенди поймали.
– Когда он возвращался к себе пьяный.
– Нам сказали, что султан просто наступил на Эфенди.
– Говорят, он был мертвецки пьян, просто языком не ворочал.
– Лежал пластом, как мертвый, даже пошевелиться не мог…
– …причем как раз там, где султан не мог его не заметить.
– И вот он и в самом деле мертв.
– Теперь он уже больше не сможет оскорблять нашу веру.
– За это нужно благодарить Аллаха… вероятно. – Голос Белькис упал, голова беспомощно свесилась на грудь. Всем своим видом девушка демонстрировала величайшее горе, которое была бессильна выразить словами.
Нур Бану изо всех сил старалась взять себя в руки.
– Но Селим? Что с моим повелителем Селимом?
– Мы думаем, он жив.
– Если на то воля Аллаха.
– Очень трудно было понять.
– Но евнухи говорят, он жив, госпожа.
Один из евнухов Нур Бану, оказавшийся в комнате, молчаливым кивком подтвердил, что так оно и есть. Но Нур Бану, снедаемая тревогой, послала других евнухов с приказом выяснить все в точности и рассказать ей.
– Думается мне, – продолжала между тем расхрабрившаяся Белькис, – что эта публичная казнь была задумана, как предупреждение.
– И не для кого-то там, а именно для нашего господина Селима.
– Чтобы дать ему понять, как сильно недоволен султан привычками своего единственного сына.
– Чтобы тот одумался.
– И он обязательно исправится, – с жаром закивала Нур Бану. – Это его долг. – Она наконец нашла в себе силы встать на ноги, но голос едва повиновался ей. Потом, окончательно собравшись с духом, даже нашла в себе силы добавить: – Я сама найду для него хорошую девушку. Самую красивую, какую только смогу. Или мальчика. Пусть будет мальчик, раз его не влечет к женщинам.
Слегка повернув голову, Сафия заметила, как в углу комнаты вспыхнули и погасли зеленые глаза, но даже ухом не повела, совершенно уверенная в том, что во всем гареме только ей одной известна тайна прошлой жизни Газанфера.
– Да поможет нам Аллах. Все будет хорошо, девочки. Нужно успокоиться.
После этого Нур Бану принялась отдавать евнухам приказы. Но хоть она изо всех сил и старалась казаться спокойной, гарем гудел, как встревоженный улей. Азиза и Белькис, обнявшись, забились в какой-то уголок и молчали, как мыши. Остальные же женщины продолжали в панике метаться из угла в угол.
Только девушка в зеленом – новенькая – осмелилась робко прервать эту сцену.
– Госпожа, значит, мы уже не отправимся в путешествие по морю?
Тишина, обрушившаяся вслед за этими словами на всех, кто находился в комнате, подсказала девушке, какую она сморозила глупость.
Сафия на лету перехватила взгляд, которым молча обменялись Азиза и Белькис, и без труда отметила, как побледнели их свеженькие мордашки. На лицах девушек отразилась борьба. Их явно терзали сомнения. Видимо, ни та, ни другая не решались заговорить первой. В конце концов тяжелая обязанность выпала на долю Азизы. Сафия видела, как та долго кусала губы, пока на них не выступила кровь.
Только спустя какое-то время она осмелела настолько, что решилась произнести то, что вертелось у нее на языке.
– Госпожа…
– Что тебе, Азиза? – От резкого окрика девушка съежилась от страха. Супруга Селима, разгневанная тем, что ее отрывают по пустякам, буквально испепелила несчастную взглядом.
– Госпожа, вы не знаете… Это еще не все. Случилось еще кое-что. Еще одно предупреждение.
– Предупреждение? Что еще за предупреждение?
Азиза судорожно сглотнула:
– Султан издал приказ… – От страха перед неизбежностью того, что сейчас должно произойти, язык уже не повиновался ей. В поисках поддержки Азиза повернулась к подружке.
– Наш повелитель Селим не будет назначен губернатором Магнезии, – продолжала Белькис, придя на помощь Азизе. Язык у той, похоже, просто присох к гортани. – В знак своего глубочайшего разочарования и неудовольствия сыном султан объявил, что решил назначить вместо него губернатором своего внука, принца Мурада.
На миг сверкающие глаза Нур Бану вонзились в лицо Сафии. Нет, страшно ей не было. Скорее то, что она испытывала сейчас, было похоже на пьянящее возбуждение. Должно быть, именно так страсть к извращенным наслаждениям возбуждала и Селима. Сафия думала о том, что сумела одним движением пальца убрать его с дороги, и это было странно и волнующе.
А потом комната как будто взорвалась. Ярость Нур Бану была страшна – с жалобными криками бились в клетках перепуганные попугаи, и разноцветные перья кружили в воздухе, словно сорванные ураганом листья.
– Убирайся! Убирайся отсюда! – визжала Нур Бану, тыча пальцем в Сафию.
Но этим дело не закончилось. Взгляд Нур Бану случайно упал на скляночки с чудодейственными кремами, и через мгновение они вслед за угрозами и оскорблениями одна за другой полетели в Сафию. С жалобным звоном драгоценное венецианское стекло из Мурано разлетелось брызгами осколков, и в воздухе поплыл аромат жасмина. Остальные баночки с глухим стуком шлепались о подушки совсем близко – слишком близко – от спутавшихся локонов Сафии.
