— Я не хочу тебе верить, — сказала Темпера — Если он сделает тебе предложение, ты его примешь.
— Нет! Ни за что! — воскликнула леди Ротли, стукнув кулаком по туалетному столику. — Мне нужен только Винченцо, а все остальные — просто пустая трата времени!
— Тебя пригласили остаться еще на неделю, — холодно проговорила Темпера — Потом нам придется вернуться в Лондон. Ты спрашивала графа, какие у него планы?
— Нет!
— Он не говорил, что приедет в Лондон? — продолжала настаивать Темпера.
— Нет!
— А как ты думаешь, может он это предложить?
Леди Ротли закрыла лицо руками.
— Не мучай меня, Темпера! Я знаю, что ты хочешь сказать. Я не так глупа чтобы этого не понимать! Но как я могу не быть с ним, если представляется случай? Сидеть с ним рядом в автомобиле — это райское наслаждение! О боже, откуда у меня такие чувства? Что мне делать?
Обе молчали. Темпера устало опустилась на стул.
— У меня нет ответа на этот вопрос, матушка.
На самом деле, сказала она себе позднее, у нее ни на какие вопросы нет ответа.
Все было слишком сложно, слишком запутанно, и даже сейчас, когда она разговаривала с мачехой, ее терзала мысль, что внизу висит фальшивый ван Эйк, ожидая, пока его обнаружат.
Из рассказов отца ей было известно, что итальянцы проявляют неслыханную гордость и строгость, когда речь заходит о чести семьи.
Если из-за картины возникнет скандал, в котором окажется замешана мачеха, все ее шансы на будущее не только с герцогом, но и с графом, будут потеряны.
«Едва станет известно о подделке, первым делом заподозрят меня», — подумала Темпера. И она так и останется под подозрением, пока не сможет оправдаться, а это будет непросто.
К тому времени, как она сможет открыть свое настоящее имя и предъявить обвинения лорду Юстасу, заголовки газет уже будут вовсю кричать об обмане, который затеяли они с мачехой, не говоря уже о том, что леди Ротли так бедна, что не может позволить себе нанять настоящую горничную.
К этому могут примешать даже отца, оказавшегося неспособным обеспечить вдову и дочь.
Это будет что-то вроде камнепада в горах, когда один маленький камешек толкает другой, и все они летят вниз, один за другим, пока не обрушится весь горный склон.
«Я должна ее спасти», — сказала себе Темпера, не видя при этом никакого способа это сделать, как ни старалась она что-то придумать.
Мачеха встала из-за туалетного столика и начала раздеваться.
— Отдохну-ка я, пожалуй, пока можно, — сказала она. — Мы сегодня опять, наверно, вернемся поздно.
— А почему? Куда вы собираетесь?
— Мы ужинаем в Монте-Карло у русского великого князя Бориса. Он устраивает грандиозный праздник в Отель-де-Пари. А потом, вероятно, будут танцы, а после этого мы поедем в казино.
— Тогда тебе лучше надеть белое платье, — машинально отозвалась Темпера.
Когда она говорила, мозг ее был занят другим; мысль вертелась вокруг одной и той же темы, так и не найдя выхода.
— Да, белое будет очень эффектно, — согласилась леди Ротли, зевая и потягиваясь. — Я хочу спать, Темпера, а когда проснусь, не будем больше спорить, что правильно, а что нет.
— Хорошо, — ласково согласилась Темпера. — Я ни слова больше не скажу. Будь только красива и счастлива.
Леди Ротли улеглась в постель, и Темпера задернула шторы.
«Как долго продлится это счастье?» — подумалось ей.
* * *
Темпера шла по коридору к себе.
В замке было тихо. Она знала, что все гости отдыхают, и ей захотелось спуститься вниз, чтобы еще раз взглянуть на «Мадонну в храме» и убедиться, не ошиблась ли она.
Но наверняка кто-нибудь мог ей там встретиться, да и в любом случае это было излишне.
Утром, взяв картину в руки, она уже убедилась, что это подделка, и ее уверенность была непоколебима.
«Может быть, лучше сказать герцогу правду, прежде чем он сам об этом узнает?» — подумала она.
И вдруг ей стало совершенно ясно, что она должна сделать!
Не нужно ничего говорить ни герцогу, никому другому!
Просто нужно поменять подделку на оригинал, украденный лордом Юстасом.
Как только ей пришло это в голову, она поняла, что таким образом решились бы все проблемы — ее тревоги, ее опасения быть обнаруженной и — что самое главное, — герцог не лишился бы своей картины.
Она беспокоилась не только о себе и о мачехе — она беспокоилась и о нем.
Темпера могла представить, что сама бы чувствовала в подобных обстоятельствах, как мучительно было бы лишиться чего-то, столь для нее дорогого.
Сердце у нее забилось. Теперь, когда туман неопределенности рассеялся, она отчетливо увидела все, как при свете дня.
Если она немедленно не сделает какие-то шаги, лорд Юстас успеет сбыть картину.
Темпера пыталась сообразить, что бы она стала делать на его месте. Она присела на кровать и закрыла лицо руками, изо всех сил стараясь сосредоточиться.
Итак, он заменил оригинал подделкой. Проделав это, он отнес ван Эйка наверх, в свою спальню. Там он спрятал его в надежное место, где картину никто не обнаружит, пока он гостит в замке.
«Даже завладев оригиналом, он не решится сразу покинуть замок», — догадалась она.
Если пропажу обнаружат, такой поступок мог бы навлечь на него подозрения.
«Нет, — решила Темпера, — он будет вести себя нормально и естественно и не уедет из замка раньше времени».
А потом ему придет телеграмма, срочно вызывающая его в Англию, или, всего вероятнее, он просто уедет в конце недели погостить у друзей по соседству. Вот тогда-то он и захватит с собой картину.
А пока картина еще здесь, в его спальне, Темпере предстоит ее вернуть.
Одно она знала наверняка: лорд Юстас плохо разбирается в живописи.
Подделка была неплохая, и если бы он увидел ее в раме на стене, вряд ли заподозрил бы, что тут что-то не так.
А вот кто-нибудь другой, например, граф, ее отец, и, может быть, герцог, без всяких проверок определили бы, что это не подлинный ван Эйк.
Темпера была уверена, что лорда Юстаса и ему подобных привлекало в картине только одно: сумма, которую можно за нее получить.
Она подозревала, что у него уже был наготове покупатель, быть может, торговец картинами или богатый американец, один из тех, кто всегда готов приобрести старых мастеров для своей частной коллекции, не задавая вопросов, откуда они берутся.
«Надо пробраться к нему в комнату, — сказала себе Темпера, — найти, где он спрятал картину, взять ее и положить на ее место подделку».
Она понимала, что осуществить это будет нелегко. Если ее застукают, когда она станет менять картины, ее обвинят в краже, как бы она ни старалась оправдаться.
