В ее жизни появился соблазнитель, пробудивший примитивные женские инстинкты, которые дремлют в любой женщине. Он покорил ее, сделал уязвимой и в конечном итоге предал.
Вначале он притворялся, будто разделяет взгляды других мужчин в ее окружении, поэтому у Артемис не было ни единого шанса.
Поглощая на следующее утро завтрак на веранде, Эллиот мысленно осыпал Федру оскорблениями. Сучка! Учитывая ад, в котором пребывало его тело всю ночь, ему было не до джентльменских выражений.
Единственным утешением была мысль о неудобствах, которые она испытывает в душной комнате, пока он наслаждается прохладным ветерком с моря. Но каждый раз, когда он бросал взгляд на ее дверь, часть его существа молила, чтобы она распахнулась и Федра бросилась в его объятия.
Дверь, разумеется, не открылась. Волевая, независимая и гордая, Федра Блэр никогда бы не позволила ему одержать подобную победу.
В конечном итоге эта злополучная дверь превратилась в его представлении в некий символ непокорности. В обвинение. В декларацию самообладания, приводившую его в бешенство. «Ты полагал, что сможешь соблазнить меня? – словно бы вопрошала Федра. – Ты самонадеянно решил, что можешь подчинить меня? Меня, из всех женщин?»
Чертыхнувшись, Эллиот налил себе кофе. Ее эротические стоны все еще звучали в его ушах. Он все еще ощущал ее объятия и требовательные поцелуи. Одних воспоминаний хватило, чтобы он снова возбудился.
Господи, это было хорошо. Так хорошо, что даже не верится. Где, черт побери, она нашла силы, чтобы вообще что-то сказать, не говоря уже о том, чтобы остановить поток, уносивший их обоих?
Шорох одежды и легкие шаги потревожили тишину веранды. Эллиоту не нужно было поворачивать голову в сторону двери, чтобы посмотреть, кто вошел.
За те несколько секунд, что Федра шла к столу, ему удалось обуздать гнев, вызванный ночным бдением. Правда, это не помешало ему мстительно подумать: «В следующий раз ты не откажешь мне, потому что на самом деле хочешь того же, чего и я».
Успокоенная его невозмутимым приветствием, Федра несколько расслабилась и села за стол. Эллиот налил ей кофе.
– Спасибо, что поступили как цивилизованный человек, – сказала она, сделав глоток.
Эллиот не верил своим ушам. Неужели она решилась поднять эту тему? Он облокотился о стол, подперев подбородок ладонью.
– Вы имеете в виду тот факт, что я позволил вам вчера вечером ретироваться в вашу комнату, или то, что я налил вам кофе?
Слуга принес на блюде яичницу с ветчиной. Матиас, хоть и сделал Позитано своим домом, потчевал гостей настоящим английским завтраком.
Федра положила себе на тарелку немного яичницы.
– Пожалуй, и то и другое.
– Ну, на моем месте Марсилио или Пьетро устроили бы настоящий спектакль, протестуя и обвиняя, пока не разбудили бы всех домочадцев. Английские джентльмены, увы, приучены страдать молча.
Ее губы сжались. Не поднимая глаз от тарелки, она разломила рогалик.
– Прошу прощения, если заставила вас страдать. Это не входило в мои намерения. Учитывая, что вы английский джентльмен, мне, видимо, не следует развивать эту тему.
– Мудрое решение.
Федра промолчала, сосредоточившись на еде.
Эллиот понимал, что должен уйти, но продолжал сидеть. Наконец она отложила вилку и промокнула губы салфеткой.
– Лорд Эллиот, если вы намерены задержаться здесь еще на несколько дней, мы должны прийти к взаимопониманию насчет балкона.
Поразительная женщина! Неужели она не понимает, что он с трудом сдерживается, чтобы не подхватить ее на руки, перебросить через плечо, утащить в ближайшую рощу и закончить то, что они начали вчера? Сидит здесь, рассуждая бог знает о чем, когда ночные мучения сделали его совершенно неспособным к компромиссу.
– В каком смысле, мисс Блэр?
– Так уж вышло, что у нас один балкон на двоих. Несправедливо, если мне придется либо отказаться от него, либо опасаться, что каждое мое появление будет истолковано иначе, чем желание подышать свежим воздухом.
– Обещаю в следующий раз, когда вы выйдете на балкон посреди ночи, истолковать ваше появление правильно.
Истинный смысл этого обещания не остался незамеченным для Федры. Она была достаточно умна, чтобы видеть слабые стороны своей позиции.
– Может, мы хотя бы договоримся, что я имею право оставлять балконные двери открытыми, не опасаясь, что вам захочется войти внутрь?
– Нет.
– Видимо, я была о вас слишком хорошего мнения.
– Тут я с вами полностью согласен.
– Лорд Эллиот, я…
– Я предпочел бы, Федра, чтобы вы называли меня по имени, когда мы наедине. Надеюсь, вы не возражаете? Пора отбросить эти нелепые условности. В конце концов, я целовал вашу обнаженную грудь, а вы стонали от наслаждения.
Глядя на ее ошарашенное лицо, Эллиоту впервые за все утро захотелось улыбнуться. Но она быстро овладела собой и вновь приняла чопорный вид.
– А я бы предпочла, чтобы мы избегали друг друга, насколько это возможно, Эллиот. – Последнее слово она подчеркнула.
– Сегодня утром это будет несложно. Мы с Гринвудом собираемся уединиться в его кабинете.
Федра поднялась.
– Пожалуй, мне следует предпринять длительную прогулку и отдохнуть от здешнего общества. – Она повернулась и шагнула к двери.
– Федра.
Она помедлила, глядя на него через плечо.
– Обещайте, что не попытаетесь сбежать и будете здесь к обеду.
Она выгнула бровь.
– Из-за вашей клятвы Сансони?
– В том числе.
Судя по выражению лица Федры, она догадывалась, что это не единственная причина.
– А если я не стану ничего обещать?
– Тогда я снова привяжу вас к кровати.
Она покраснела и отвернулась.
– Так вы обещаете?
– Да, хотя в этом нет никакой необходимости. Это просто смешно! Я даже не представляю, как спуститься с этой скалы, не говоря уже о том, чтобы отправиться в плавание в одиночку.
Она вздернула подбородок и выплыла из комнаты в развевавшихся, словно паруса, черных одеждах.
Вернувшись в свою комнату, Федра распаковала вещи.
Как он догадался о ее планах? Она не считала себя предсказуемой женщиной, но лорд Эллиот, похоже, угадывает ее мысли раньше, чем они появляются в ее голове.
Она убрала пустой саквояж. Подготовка к побегу была порывом, порожденным бессонной ночью и размышлениями о том, как действует на нее лорд Эллиот. Если так пойдет дальше, ей грозит нешуточная опасность свалять дурака, уступив физическому желанию, которое возбуждает в ней этот мужчина. К рассвету мысль о том, чтобы сбежать от соблазна, начала казаться Федре вполне разумной.
Она переобулась, надев прочные ботинки. Затем вышла на балкон и облокотилась на балюстраду, глядя на селение. С веранды доносились голоса. Остальные гости, видимо, завтракали.
