Его реакция утешила ее, в отличие от его выводов.
– Я обошлась без этой лучшей участи и ничуть об этом не жалею. Я стала такой, какой стала, потому что так меня воспитала мать. А Ричард, несмотря ни на что, мой отец. Даже если суд отклонит мое прошение, это не значит, что мы должны жить вместе.
– Разумеется, мы будем жить вместе. Я не собираюсь наносить утренние визиты собственной жене. Ты должна отозвать свое прошение. Неужели ты этого не понимаешь?
Федра понимала. Она поняла это даже раньше, чем появились признаки беременности. Однако беременность не привела ее в ужас. Напротив. Она даже рассмеялась от радости при мысли о доме и семейной жизни с Эллиотом. Единственным, что омрачало эту радость, был страх, что она уничтожила свой шанс на счастливое замужество.
Не упрямство и не слепая приверженность идеалам заставляли ее бунтовать против этого брака, неожиданно свалившегося на нее. И даже не опасение, что общество будет считать, что она потерпела поражение, а Эллиот попался в ловушку.
Страсть открыла ее сердце для любви, а любовь вознесла ее в такие выси, о которых она и не подозревала. И теперь она балансировала на краю собственного мира.
Еще один шаг, и она повиснет над бездной, где не на что опереться, кроме надежды, доверия и любви. И что же? Она, Федра Блэр, дочь знаменитой Артемис, женщина, которая, подобно своей матери, кует свою собственную судьбу, трусит как ребенок, стоя на пороге неведомого.
Это приводило ее в восторг. И пугало до смерти.
Эллиот понимал ее состояние и сочувствовал.
– Ты сильная, Федра. Сильная и гордая, и я люблю тебя за это. Но что, если у нашей дочери не будет твоей силы духа? Что, если она будет страдать, когда с ней откажутся дружить и будут с презрением называть незаконнорожденной? – Он обхватил ее лицо ладонями и заглянул ей в глаза. – Ты смогла все преодолеть, но не каждый способен на это. Ты будешь счастлива, Федра. Я позабочусь об этом, чего бы это мне ни стоило, потому что я люблю тебя больше, чем собственную гордыню.
Федра посмотрела ему в глаза. Она никогда так глубоко не заглядывала ни в чьи глаза и никогда не была так уверена, что видит правду, скрытую в его сердце. «Я знаю, – вспомнились ей слова Алексии. – Это одна из немногих вещей в жизни, в которых я полностью уверена».
Она накрыла его ладони своими и прижала их к своему лицу.
– Я согласна, Эллиот. Мне повезло, что ты все еще хочешь этого брака, несмотря на мои колебания. Не сомневаюсь, что ты достаточно любишь меня, чтобы мы были счастливы. Я доверяю тебе и знаю, что достаточно люблю тебя, чтобы наша дружба длилась всю жизнь.
Она сделает это. Ради ребенка. И ради Эллиота, конечно. Но в основном ради самой себя, ради того, чтобы любить и быть любимой, наслаждаясь узами близости.
И что немаловажно, она не будет одна, когда шагнет в бездну и повиснет в воздухе. Рядом будет Эллиот, он поможет ей найти точку опоры.
Эллиот не сказал ни слова, но Федра видела, что он знает, что творится у нее на сердце. Об этом говорили его глаза. И поцелуй, который он запечатлел на ее губах.
В его теплом взгляде мелькнула искорка торжества, и поцелуй был чуточку властным, однако Федра не возражала.
В конце концов, он мужчина.
Она почувствовала, что крючки на ее платье расслабились. Эллиот опустил ее на диван, и они слились в объятии. На этот раз его ласки были напористыми и стремительными. Федра отвечала на них.
Она крепко прижимала его к себе, уносясь на волнах блаженства. С ее губ сорвался стон, когда он вошел в нее, а когда их лихорадочная страсть достигла апогея, вскрикнула от восторга.
– Моя навеки, – прошептал Эллиот.
Федру не испугали эти слова. Она знала, что любима. Эти слова обещали счастье. Для нее и Эллиота начиналась новая жизнь, основанная на общем будущем и взаимных обязательствах.
Слова звучали снова и снова в блаженном умиротворении, но произносил их не Эллиот, а ее сердце:
– Мой навеки!
Примите мои соболезнования (ит.)
очень элегантный мужчина (ит.).
Добрый день, синьора (ит.).
Вы замужем! (ит.)
друг (ит.)
до свидания (ит.)
Спасибо (ит.)
