– С радостью, если ты будешь жить в окрестностях Лондона, так, чтобы я могла один-два раза в неделю сделать набег в город. У меня есть несколько упорных учениц, которые никуда и ни за что не поедут, если я скажу, что им нужны уроки. Но большинство моих загородных клиентов уже упаковывают клюшки для гольфа в предвкушении состязаний в Сэндвиче, Кромере и Норт-Бервик.
– Значит, поедешь! Это чудесно! Я сниму дом на берегу Темзы между Виндзором и Горингом.
– Сними как можно ближе к Лондону.
– Если ты согласна, я сниму немного ниже Виндзора, хотя там Темза не так живописна как в Уоргрейве или Тэплоу. Я тоже хочу жить поближе к Лондону, чтобы мистеру Фонсу было удобнее приезжать. Надеюсь, у него будут вскоре новости. Я ему писала и просила, чтобы он как-нибудь заехал, хочется поподробнее узнать о его розысках в Алжире.
Люди с двадцатью тысячами годового дохода довольно редко откладывают на потом свои замыслы. На следующий же день леди Перивейл поехала к модному агенту на Маунт-стрит и изъявила свое желание. Появление роскошного экипажа и слуг и то, что дама не упомянула о цене, говорило о том, что она клиент, с которым стоит иметь дело. Да, агент знал о доме в очаровательной бухточке вблизи Раннимейда с замечательным видом на Темзу, не менее восхитительными конюшнями, лодочным сараем и правом для арендатора пользоваться лодкой. К сожалению, он позавчера уже сдал дом, но надеется преодолеть это маленькое затруднение. Он предложит тому клиенту виллу подальше. И на следующее же утро известит леди Перивейл, как идут дела.
Маленькое затруднение было успешно преодолено. Клиент, подлинный или мнимый, отпал, и леди Перивейл всего за две сотни гиней вступила на месяц во владение домом во всей его прелести, изображенной на рекламной акварели. Она отослала туда нескольких слуг – все приготовить к ее приезду и в конце недели водворилась вместе с мисс Родни.
Дом и сад были почти так же прекрасны, как на акварели, хотя река в этом месте не казалась такой голубой, а розы были поменьше, чем кочаны капусты, как изобразил их художник.
В сарае стояла пара добротных лодок, и леди Перивейл и Сью, обе умевшие грести, полдня проводили на воде. Во время речных прогулок Грейс иногда встречала так называемых друзей, которые ей часто попадались во время верховых прогулок в парке, но, встречая, она проплывала мимо с невыразимым презрением, хотя иногда замечала взгляд, выражающий смущение и почти просьбу простить, словно эти былые друзья начинали подумывать, что, пожалуй, слишком поспешили со своим приговором.
Но одного из внезапно встреченных на реке она и не думала презирать. Во вторую субботу их пребывания мимо нее промчался в сиянии июльского солнца скиф, но она успела узнать гребца. Это был Артур Холдейн. Она невольно вскрикнула от удивления, он развернул свое легкое суденышко и подплыл к вместительной лодке, в которой сидели Грейс и Сью, с книгами, рукоделием и коричневым пуделем, словно в плавучей гостиной.
– Вы живете где-нибудь поблизости, леди Перивейл? – спросил он после обмена приветствиями.
– Да, мы, мисс Родни и я, остановились неподалеку отсюда, у Раннимейд Грейндж. Надеюсь, вы не станете смеяться над тем, как мы гребем? Для нас лодка просто плавучая беседка. Мы тихонько ползаем вниз и вверх по реке около часа, затем заходим в бухточку и разговариваем, работаем и читаем, а в пять часов вечера приходит кто-нибудь из слуг, разжигает костер на берегу и готовит нам чай.
– Ты должна как-нибудь пригласить его на наше цыганское чаепитие, Грейс, – предложила Сью.
– С удовольствием. Приплывайте сегодня же. Мы будем в небольшом притоке, в первом же после Раннимейд Грейндж. Вы узнаете наш дом по итальянской террасе и солнечным часам.
– Я приеду и помогу вашему слуге вскипятить чай. Он сиял от радости, так как встретил, подплывая к лодке, ее радостный взгляд, и сердце у него встрепенулось от счастья. Вмиг улетучилась вся его обычная сдержанность. Если она его любит, тогда все замечательно, и никакие преграды не имеют значения. Ему дела нет до того, как отнесется к его любви общество, поверит ли в ее искренность или станет осуждать. Он боялся лишь одного: чтобы она в нем не усомнилась, не истолковала бы превратно его намерения, не причислила бы к охотникам за богатой добычей.
– А вы тоже остановились где-нибудь поблизости? – спросила Сьюзен.
– Я приезжаю сюда на день-другой в неделю. Здесь есть коттедж в Стайнсе, где хозяйкой одна приятная старая дева. В комнатах у нее образцовый порядок и чистота, и она неплохо умеет приготовить баранью котлету. Я держу там пачки-две бумаги в садовой беседке и иногда отправляюсь туда работать. Сад спускается к реке. Рядом с беседкой заросли дикого винограда, и я делю этот укромный уголок с гусеницами. Из него видна река, лодки, я вижу их из-за своей лиственной ширмы, а меня не видит никто. Это самое тишайшее место из всех, что я знаю поблизости от Лондона. Участники гонок редко спускаются ниже Мейденхеда.
Все время после чая и до заката солнца он провел с Грейс и ее приятельницей в летней расслабляющей праздности, а пудель, недовольный тем, что сегодня хозяйка уделяет ему меньше внимания, чем обычно, рыскал взад-вперед по берегу, рыл лапами землю, притворяясь, что охотится за водяными крысами, но явно скучал. Из троих присутствовавших здесь друзей двое не замечали бега времени и очень удивились, когда солнечный шар канул в розовую воду западной излучины и сгущающиеся тени окутали зубчатые стены королевского замка-крепости, вырисовывавшегося на фоне вечернего неба.
– Какими уже короткими становятся дни, – простодушно заметила Грейс. Им двоим, не встречавшимся целый год, так о многом надо было поговорить. Обо всех книгах, что они за это время прочитали, о пьесах, которые видели, о музыке, которую слушали, – все было предметом обсуждения. А кроме того, было так упоительно наслаждаться радостью безоговорочной дружбы. Они были очарованы настоящей минутой и сладко грезили о будущем, уверенные, что теперь ничто на свете не сможет поколебать их веру друг в друга.
– Дни сейчас уменьшаются на куриный шажок, – сказала Сью, оторвав взгляд от чайной скатерти, которую она украшала замысловатым узором, вышивая шелком и золотой нитью и над которой трудилась последние десять лет.
Эта вышивка была известна под названием «рукоделие Сью». Она всюду возила ее с собой, и все выражали ей и свои критические замечания и восхищение, но все понимали, что работа эта будет длиться вечно.
– Да, дни, конечно, становятся короче, – повторила Сью, – но так и должно быть, иначе никогда не наступят длинные зимние вечера, но, по-моему, еще нет никакой разницы со вчерашним днем, солнце опять закатилось в восемь часов.
