– Черт бы все побрал, – пробормотал Люк. А затем сгреб ее в охапку и начал целовать сильными и мягкими губами, проникая языком в ее рот.
Негромко ахнув, Эмма обвила его руками и поддалась, разомкнув губы и впустив его, ощущая, как он вторгается внутрь, словно ее рот принадлежит ему.
Колени все-таки подогнулись, но его рука, эта стальная лента, крепко удерживала ее.
Восставшее естество упиралось ей в живот. Эмма затрепетала, и расходился этот трепет от того самого места, где на нежную плоть давила мужская выпуклость.
Люк пососал ее нижнюю губу, провел языком по верхней. Его поцелуи стали неторопливыми, нежными, настойчивыми, изучающими. Эмма погладила его по спине, ощущая под ладонями бугры мышц.
Он придерживал ее за подбородок, поворачивал голову то туда, то сюда, покрывал ее лицо томительными, нежными поцелуями, словно пытался попробовать на вкус каждый дюйм ее кожи. Губы его скользнули вверх по щеке, прижались к закрытым векам.
– Эмма, – простонал он. – Господи, Эмма!
Затем он опустил обе руки вниз, на ее бедра. Притянул к себе крепко-крепко, а она прижалась лицом к его груди, чувствуя, как бьется сердце, как вздымается и опускается грудь при каждом быстром вдохе и выдохе.
И тут в дверь постучали.
Медленно, неохотно Люк оторвался от Эммы, опустил руки вдоль тела.
– Да? – крикнул он.
– Прошу прощения, сэр, – послышался женский голос. – Мы принесли воду для умывания и заказанный вами завтрак.
Люк вскинул бровь. Эмма кивнула, давая понять, что вчера вечером в самом деле попросила, чтобы все это доставили к восьми утра.
– Входите, – сказал Люк.
Три служанки, одетые в черные платья с белыми фартуками, внесли подносы с едой и таз с горячей водой.
Пока они суетились, расставляя все это, Эмма смотрела на Люка, который не сдвинулся с места, все стоял, не отрывая от нее глаз, и выглядел совершенно потрясенным.
Эмма проглотила комок, застрявший в горле, и бросила взгляд на служанок, закончивших свою работу и ждущих, потупившись, дальнейших распоряжений.
– Спасибо, это все, – сказала она.
Они присели в реверансе и вышли из номера.
Эмма, исполнившись решимости, сильно выпрямилась и повернулась к Люку:
– Нужно позавтракать и одеться. И… пора отправляться на поиски господина Макмиллана.
До церкви Даддингстон ехали полчаса. Проезжая через деревню Вест-Даддингстон, Люк придержал лошадей. Эмма взглянула поверх его плеча – он смотрел на женщину средних лет, выходившую из-за церкви, согнувшись под весом двух на вид очень тяжелых корзин.
– То, что надо. – Люк остановил лошадей и передал Эмме вожжи. – Подожди здесь. Я сейчас.
Слегка заинтригованная, она взяла вожжи. Люк направился к женщине. Эмма находилась слишком далеко, поэтому слышала лишь обрывки разговора, но по быстрой речи женщины и энергичной жестикуляции могла сказать, что та подпала под обаяние Люка. А может быть, свою роль сыграло и то, что он англичанин и явно принадлежит к аристократии.
– Это вы про Колина Макмиллана? О да! – воскликнула женщина и заговорщицки понизила голос – должно быть, рассказывала Люку все, что знает об этом человеке.
Эмма честно призналась себе, что вид Люка будоражит ее даже сейчас, хотя она, почти не расставаясь, провела с ним последние несколько дней. Глядя на него, она размышляла об этом. Должно быть, сначала дело было только в вожделении, в ее необъяснимой тяге к распутникам, которую она безуспешно пыталась преодолеть. Но теперь, когда физическое желание сделалось таким мощным, что угрожало ее самообладанию, к нему примешалось нечто большее, гораздо большее.
– О да, сэр, – услышала она слова женщины. – Это недалеко. Вон через ту горку, а тамочки – через тисовую рощу.
Люк нагнулся и взял корзины, которые женщина поставила на землю в начале разговора.
– Позвольте вам помочь. Куда вы шли?
Эмма, усмехнувшись, покачала головой. И этот человек утверждает, что он не джентльмен!
Женщина начала возражать, сказала, что это слишком далеко и нечего ему ради нее утруждать себя, но Люк мягко настаивал, и наконец она показала в дальний конец улицы, туда, откуда Люк с Эммой въехали в деревню. Люк прошел мимо двуколки, подмигнув Эмме, улыбнувшейся ему, затем женщине. Та вежливо присела в реверансе и поспешила за Люком.
Через несколько минут он вернулся.
– Ну, она рассказала мне кое-что про Макмиллана. – Он взобрался в двуколку и забрал у Эммы вожжи.
– Я вся внимание.
– Похоже, он обмакивает пальцы в разные кастрюльки. Владеет большим участком земли вдоль побережья и производит там соль. Является частичным собственником угольных копей Даддингстона и основную часть работников нанимает тут, в Вест-Даддингстоне. Кроме того, еще владеет мыльной мануфактурой неподалеку.
– Святые небеса! Деловой человек, – пробормотала Эмма.
– Да уж. – Люк нахмурился. – Любопытно, почему такой человек связывается с мерзавцами вроде Роджера Мортона.
– Думаю, есть только один способ узнать.
– Спросить, – сказал Люк.
– Именно.
Спустя десять минут они проехали через железные ворота к особняку, напомнившему Эмме отцовский дом в Бристоле. Только этот был старше, что подчеркивалось круглыми сказочными башенками с зубцами и прорезями для лучников по обеим сторонам фасада.
Люк осадил лошадей и посмотрел на дом.
– Рановато для светского визита.
– Наш визит сложно назвать светским, – напомнила Эмма.
Из конюшни прибежал мальчик, взял вожжи. Люк с привычной легкостью соскочил с двуколки и помог сойти Эмме.
– Готова? – пробормотал он.
Она кивнула, коротко выдохнула:
– Да.
Он улыбнулся и повел ее к массивным парадным дверям.
Едва они приблизились, дверь отворилась. На пороге стоял мужчина, наверняка дворецкий – пожилой, очень худой, прямой, с бесстрастным взглядом.
– Сэр. Мадам.
Люк посмотрел на него со скучающим видом.
– Лорд Лукас Хокинз и миссис Андерсон желают видеть мистера Макмиллана.
Эмма облегченно выдохнула. Она просила его использовать ее девичью фамилию, опасаясь, что у Макмиллана возникнут подозрения, если он узнает, что к нему с визитом явилась жена Генри Кертиса.
– Позвольте вашу карточку, сэр, – чуть презрительно произнес дворецкий. Эмма отметила, что не слышит и намека на шотландский акцент.
Люк возвел глаза к небу.
– Нет. Нет никаких карточек.
– Очень хорошо, сэр. Я осведомлюсь, дома ли мистер Макмиллан. Прошу меня простить.
