Конечно, они вовсе не представляли особой ценности, но девушка знала, что это именно те украшения, которые носят цыганки, и поэтому надела их с удовольствием считая неотъемлемой частью своего наряда.
Когда Джуро закончил украшать ее, Алдрина поняла что ни одна горничная не смогла бы работать так ловко и сделать ее такой нарядной и привлекательной.
— Спасибо! Огромное спасибо! — искренне воскликнула она.
Возле кровати стояли туфли, которые должны были придать костюму законченность, — черные, как раз в тон к чулкам. Но самое удивительное, что и туфли прекрасно подходили ей по размеру и были очень удобными.
Да, Джуро продумал каждую мелочь: туфли оказались недорогими — такими, какие цыгане могли купить в обычном магазине.
Посмотревшись напоследок в зеркало, Алдрина увидела, что выглядит теперь совершенно по-новому.
Она была уверена: никто ни на мгновение не усомнится в том, что она настоящая цыганка.
Тем временем Джуро уселся в кресло перед зеркалом, которое она только что освободила, и достал что-то из кармана.
Это оказалась черная тушь для ресниц и тени для век. Джуро намазал один глаз.
— Зачем вы это делаете? — удивилась Алдрина.
— Мы же маскируемся, — пояснил он. — Всегда остается шанс, что кто-нибудь в этом уголке земли узнает меня, и тогда сразу станет ясно, что я не цыган и не имею права присутствовать на празднике.
— Да, конечно, — не могла не согласиться Алдрина. — Просто замечательно, что вы ни о чем не забываете.
Джуро выглядел несколько странно с нанесенными на один глаз тушью и тенями. Это сразу придало ему несколько разбойничье обличье, и девушка невольно подумала, что он больше походит на пирата, чем на цыгана.
Джуро поднялся с кресла и протянул Алдрине руку.
— Ну а теперь, — проговорил он, — наше приключение начинается. Совсем скоро вы услышите пение скрипок и сможете почувствовать себя в царстве романтики.
Они вышли на палубу.
Солнце уже опустилось за море, на небе начали появляться первые звезды. Поднималась луна, озаряя своим холодным светом слегка покачивающуюся поверхность воды.
Алдрина взглянула на луну, и в этот момент ей почудилось, что она слышит долетающие с берега звуки музыки.
Они казались очень далекими и слабыми, но ошибиться было невозможно.
Девушка взволнованно подумала, что они зовут ее — приглашают на цыганский праздник.
Они с Джуро спустились с палубы и снова сели в лодку.
Джуро явно заранее обо всем договорился с гребцами, так как они тут же отошли от яхты и на полной скорости двинулись туда, откуда доносилась музыка, к устью реки.
Путь оказался неблизким, и прежде чем лодка вошла в устье, улетело немало времени.
Лодка поднималась вверх по реке, и Алдрина заметила, что река довольно долго остается широкой.
Как хорошо, что ее страну отделяет от государства принца Терома такой широкий поток, почти пролив, подумала она.
Это напоминало Ла-Манш, — или Английский канал, как его называли в Британии, — который надежно разделял Англию и Францию.
Скоро уже показались шпили и башни Ксанте. Музыка, еще совсем недавно звучавшая так тихо, теперь казалась громкой и мощной, а скоро стала подавлять своим напором.
Теперь уже не приходилось сомневаться, что это играет не один оркестр. Целый оркестр оркестров демонстрировал свою виртуозность.
Через некоторое время к звуку скрипок добавились ритмичные, причудливые, барабанные узоры, а затем — мягкий, но звучный голос труб.
Наконец лодка пошла вдоль деревянного настила набережной.
Все происходило в полной темноте. Вокруг было пусто, свет в домах не горел.
В этот момент, словно поняв удивление и недоумение своей гостьи, Джуро произнес:
— Празднование начинается с парада оркестров государства Ксанте, а они создают такой невообразимый шум, который, уверяю вас, не имеет ничего общего с цыганской музыкой.
Алдрина рассмеялась:
— Да, вот это определенно совсем не романтично!
Гребцы орудовали веслами, пока не подошли к небольшой пристани, построенной на набережной.
Они вылезли на мелководье и подтащили лодку вплотную к причалу.
Джуро поднялся первым и помог выйти Алдрине.
Прежде чем взять ее за руку, он проговорил что-то на языке, которого она не поняла.
Вдвоем они пошли вдаль — туда, где сияли огни и раздавался грохот парада оркестров.
Постепенно глаза Алдрины привыкли к темноте, и она увидела, что сразу за набережной стоит огромное здание.
Как всегда, словно угадав ее мысли, Джуро пояснил:
— Это королевский дворец. Он когда-то служил и крепостью, поэтому и стоит прямо на берегу реки, отделяющей государство Ксанте от врагов.
— То есть вы хотите сказать, что были времена, когда Ксанте воевала с Сарией?
— Совершенно верно. И с Сарией, и с Раваллой, и с несколькими другими странами. Все они проявляли неприкрытую агрессию.
— В таком случае я очень надеюсь, что больше войны нам не угрожают — тихонько, словно про себя, молвила Алдрина.
Она не стремилась, чтобы Джуро расслышал эти слова.
Она королева и отвечает за свой народ, за свою землю, леса и поля. Как страшно, если вдруг все это сгорит в пламени войны!
Она испугалась и за себя — ведь случись малейшее столкновение, ей придется руководить и армией, и политическими деятелями, управлять всеми событиями. Именно ей придется отправлять людей на смерть, а потом отстраивать все разрушенное в войне. Готова ли она к этому? Конечно, нет. Она не может и не хочет заниматься подобными кровавыми делами.
Улица, по которой они шли, закончилась, превратившись в пустырь.
Шум парада оркестров заметно стихал. Пение труб и барабанный бой растворялись в ночном воздухе, а на смену им приходили новые — волшебные и чарующие — звуки. Алдрина уже знала, что это и есть пение цыганских скрипок.
Всего лишь через несколько минут все ожидания полностью оправдались: выйдя на просторную поляну, Алдрина и Джуро увидели и услышали то, что искали: яркие наряды, блестящие украшения, поющие скрипки цыган.
Весь этот огромный табор без страха и сомнения расположился напротив королевского дворца, однако не со стороны фасада, а с тыльной его части.
Фасад дворца, выходивший на берег реки, выглядел скорее как крепость, чем резиденция правителей. Окна казались темными и безжизненными, да и само здание производило весьма мрачное впечатление.
Однако с противоположной стороны открывалось совершенно иное зрелище: многочисленные широкие окна ярко светились, полные жизни и радости.
