— Стало быть, ее можно подхватить совершенно случайно? От проезжающих торговцев. Или от одного из знакомых Басби, мечтающих ознакомиться с самобытным укладом жизни местных жителей. — Райан сделал паузу. — Или от приезжего миссионера.
Худощавое лицо Джорджа побледнело еще больше.
— На что вы намекаете, капитан?
— Я не намекаю, преподобный, я говорю прямо. Европейские болезни не знакомы маори, но наше присутствие порождает их. Как могут они противостоять болезням, которые не берутся лечить даже врачи в Англии? Кое-кто назвал бы это массовым убийством.
В мгновение ока возмущение, написанное на лице Джорджа, сменилось надменной добродетельностью.
— А, теперь я понимаю! Вы один из тех, кто считает, что маори нужно оставить наедине с самими собой. Я слышал, существуют люди, проповедующие подобную чушь. Но вы-то отсюда не уедете, пока есть чем торговать с ними, не так ли?
— Я снабжаю их тем, в чем они нуждаются, — вежливо ответил Райан, хотя его пальцы сжались в кулаки.
— Я занимаюсь тем же — даю им возможность получить избавление и место в царствии небесном.
— И вы в самом деле считаете, что это честная сделка? — спросил Райан. — Экземпляр Нового Завета в обмен на раннюю смерть? Иисус всемогущий! — взорвался он.
— Не смейте богохульствовать в этом доме! — заорал Джордж.
Сара закрыла руками лицо, потрясенная происходящим.
— Перестаньте, вы оба! — взмолилась она. — В нашем доме больная девушка!
Набрав полную грудь воздуха, Ребекка спокойно произнесла:
— Миссис Келлегер права. Ами нужна наша помощь. Да и другим тоже вскоре понадобится. Сейчас не время выяснять отношения.
— Совершенно верно, — вставил доктор Форд. — Девушке необходимо обильное питье, миссис Келлегер, и по возможности легкая пища. Больше мы ничего не можем для нее сделать. — Он взял в руки саквояж. — А я отправлюсь известить Тупеху, пока еще не поздно.
Доктор Форд опоздал. Эпидемия кори охватила и поселение миссионеров в Пайхии, и деревню Пукера. Райан послал членов экипажа известить об эпидемии капитанов девяти кораблей, стоящих на якоре в гавани, однако пять из них уплыли под покровом безлунной ночи. Капитан Фаррел с экипажем оставался на борту «Катипо», но, как только сняли карантин, отдал якоря.
По грубым подсчетам, заболело две трети маори и половина миссионеров. Двадцать два местных жителя умерли — в основном очень молодые люди и старики. Болезнь унесла также жизни двух детей из семей миссионеров: младшего ребенка четы Тейтов и бедного малыша Гарри Персела, так любимого всеми. Обезумевшую от горя Ребекку не утешало даже ожидание появления на свет еще одного ребенка. Он родился двумя неделями позже. Новорожденную девочку родители назвали Гарриет.
Ами выздоровела. Сара с Китти тоже. Школы были закрыты, поэтому Китти, Сара, Джанна Тейт и миссис Уильямс много времени проводили в деревне, помогая ухаживать за больными. Сделав домашние дела и приготовив еду для тех, кто не мог встать с постели, женщины покидали Пукера рано утром. Сыпь на телах больных они обрабатывали настойкой из арники и календулы, жар сбивали настойкой кареао, а иногда опием. Они стирали грязную одежду, прибирались в маленьких домиках местных жителей, играли со здоровыми детьми, стараясь не подпускать их к больным, и лишь затемно возвращались домой. Им нужно было приготовить еду для собственных домочадцев, многие из которых были тоже больны и за которыми в отсутствие родных ухаживала Ребекка, чье лицо посерело от изнеможения и горя, а также для старших детей, которым удалось избежать болезни. Еще никогда в жизни Китти так не уставала. Она уже выздоровела, хотя по-прежнему испытывала слабость и головокружение. Каждую ночь девушка, не раздеваясь, падала на кровать и засыпала тяжелым, лишенным сновидений сном.
Ваи чудом удалось избежать болезни, впрочем, как и Джорджу, который считал, что чрезвычайная набожность защитила его. Пока эпидемия бушевала в двух поселениях, маори каждое воскресенье до отказа заполняли маленькую миссионерскую церковь, моля «белого» Бога защитить их от напасти. Однако среди местных жителей начал распространяться слух о том, что, наслав болезнь, древние боги решили наказать людей за то, что те их отвергли, и количество прихожан маори заметно сократилось.
Китти и Ваи никому больше не рассказали о визите Ами на немецкий китобой, поэтому виноватого в распространении эпидемии так и не нашли. Джордж, убежденный, что виновница произошедшего Ами, не стал, однако, выгонять ее из дома, так как свято верил, что ее еще можно спасти, если только она согласится принять руку Божью. По крайней мере так он говорил. Но Китти полагала, что скорее всего ему была просто непереносима мысль о том, что девушка, живущая под его крышей и находящаяся под его покровительством, решила продавать себя.
Ами никогда не говорила о случившемся, но Китти часто раздумывала над тем, как должен чувствовать себя человек, на совести которого смерть почти двух дюжин человек, причем многие из них были его родственниками.
Июль 1839 года
Китти была очень занята. Даже дома в Норфолке она не работала так много. Теперь, когда установилась прохладная погода, они с тетей Сарой и девушками без устали консервировали овощи и фрукты — ведь предстоящие месяцы были довольно скудными на урожай — и вязали теплые пледы для кроватей.
По утрам Китти продолжала работать миссионеркой в школе. Вместе с Джанной Тейт и миссис Уильямс она обучала детей маори, а также дочерей миссионеров, населявших Пайхию, в школе для девочек, основанной миссис Уильямс тринадцать лет назад, в то время как Фредерик Тейт преподавал в школе для мальчиков. Предполагалось, что дети будут постигать азы чтения, чистописания и арифметики, но ввиду того, что первоочередной целью преподобного Уильямса являлось обучение детей теории христианства, а вовсе не тонкостям английского языка, преподавание в школе велось на языке маори. В первые дни своего пребывания в школе Китти чувствовала себя беспомощной, однако спустя пять или шесть недель, проведенных в обществе детей и Джанны Тейт, ее познания в языке маори заметно усовершенствовались. В свою очередь, взрослые маори, с которыми ежедневно общалась Китти — Ами, Ваи и Хануи, — с не меньшим рвением стремились освоить английский язык.
Вопреки ожиданиям Китти труд учительницы оказался довольно тяжелым, но весьма благодарным занятием, хотя порой ее посещало сбивающее с толку ощущение, будто ее насильно заставили влачить чужое существование, поселив ее душу в тело исполненной набожности и благочестия женщины, коей она никогда не являлась. Китти по-прежнему сильно скучала по матери, но теперь былое чувство обиды, вызванное тем, что ее отослали прочь, превратилось в понимание того, что ее мать просто нашла лучший, по ее мнению, выход из положения. Китти также скучала по лету в Норфолке. Она никак не могла привыкнуть к тому, что холод наступает в середине года, и часто задумывалась над тем, как они будут лакомиться Рождественским ужином, умирая от удушливой декабрьской жары в Пайхии.
