Причиной постоянного беспокойства являлась для меня его обостренная гордость. Он постоянно вызывал мужчин на дуэль, и после третьей я задумалась, как могла выносить такое его жена на протяжении тридцати лет. Тем не менее он очень редко обижался всерьез и получал огромное удовлетворение, когда его соперник, струсив, приносил ему свои извинения. Поэтому со временем я перестала тревожиться, став относиться к этому как к одной из многих опасностей, которые таит в себе жизнь.
Крэн гораздо больше заботился о том, что называл «делами чести», чем о своих долгах, из которых не вылезал и о которых, похоже, иной раз полностью забывал. Деньги для него не значили ровным счетом ничего, он сорил ими направо и налево так, словно имел собственный ключ к монетному двору. Все мужчины, которые у меня были, временами дарили мне драгоценности, но Крэн буквально осыпал меня ими, и это помимо оплаты счетов за мои платья и шляпки, которые никак не назовешь скромными. Я пыталась протестовать, зная, как наседают на него кредиторы, но он в таких случаях разражался криком:
– Мои владения невозможно продать – они могут быть только переданы по наследству, а у меня нет сына, который мог бы наследовать их. И черт бы меня побрал, если я оставлю хоть пенни в наследство своему сладкоголосому кузену!
На этом все и заканчивалось.
Если Крэну переходили дорогу или он бывал чем-то расстроен, он рвал и метал, носясь по дому, как раскапризничавшийся избалованный ребенок. Но эти приступы ярости были похожи на летнюю грозу, когда гремит гром, сверкают молнии, но уже через несколько минут небо вновь становится ясным. При этом я слышала, что Крэн – прекрасный солдат, которого обожают подчиненные, хотя он и насаждал у себя в полку железную дисциплину. Он был храбр как лев и отличался полным отсутствием воображения.
Если на первом месте у Крэна стояла служба, – а он был солдатом по призванию, – то второе место в списке его пристрастий занимал спорт. Он был готов охотиться на что угодно и стрелять по всему, что бегает или летает. Именно сопровождая его во время охотничьих выездов, я впервые почувствовала вкус к загородным экспедициям. Ему по преимуществу нравились грубые виды спорта. Единственное, что всегда удивляло меня, учитывая его эксцентричный характер, это то, что он никогда не играл в азартные игры. Он любил скачки и прекрасно разбирался в лошадях, часами рассуждая об их породах и родословных. В то же время, если бы Крэна попросили перечислить королей и королев Англии, у него бы это ни за что не получилось.
Поэтому нет ничего удивительного в том, что книги никогда не являлись для Крэна предметом первой необходимости. Я не могу вспомнить, чтобы хоть раз застала его с книгой в руках, а кабинет был для него всего лишь комнатой, где хранились кипы счетов. Однако в юности у Крэна был учитель, который пичкал его классикой, и кое-что из нее до сих пор сохранилось в его памяти. Как пошутил однажды Нед Морисон, «у Крэна имеется избитая цитата на каждый случай, даже для постели».
Таков был Крэн – человек без малейших признаков возвышенного, которого было трудно ненавидеть и которым было легко увлечься.
Прошло время, и мы уже исследовали все закоулки любовных утех. То, что когда-нибудь его физический интерес ко мне пойдет на убыль, было неизбежным, поскольку ничто не могло поддерживать такую неукротимую страсть на протяжении долгого времени. И хотя теперь Крэн иногда не приходил ночевать, он никогда не демонстрировал при мне своих новых увлечений и ни разу не привел в дом другую женщину, когда там находилась я. В конце 1796 года я была абсолютно уверена, что он вежливо разорвет наши отношения, но однажды ко мне пришел Джереми с известием, что Крэн, связавшись с ним, заявил о своих намерениях продолжить наши отношения, если я не стану возражать, еще на один год. Что ж, если я теперь и не являлась для него центром мироздания, он по крайней мере не торопился найти мне замену.
Не могу не вспомнить об одном событии, происшедшем на втором году нашей с Крэном совместной жизни. Мы в то время находились в Бате.[10] Белль подписала контракт с Недом Морисоном, который бесконечно развлекал ее, и мы все вчетвером арендовали один дом. Крэну пришлось отлучиться в Лондон по каким-то семейным делам, и когда он вернулся, то выглядел расстроенным и озабоченным.
Сначала я подумала, что его настроение связано с военными новостями, которые были плохи, как никогда. Если в 1794 году Англия объединилась против Франции с половиной Европы, то теперь, в 1797-м, ей одной приходилось противостоять растущей мощи Бонапарта. Под угрозой находились уже сами наши берега. Однако могло ли все это служить объяснением тому, что в течение целых трех дней после своего возвращения Крэн не прикоснулся ко мне даже пальцем? Не на шутку встревожившись, я отправилась к нему.
– Что случилось, Крэн? Я чем-то рассердила тебя?
– Нет, цветочек, я на тебя не сержусь.
– Тогда в чем же дело? – настаивала я. – Ты ведешь себя так странно!
Крэн смущенно засмеялся.
– Что ж, если хочешь знать, могу сказать тебе, что так будет продолжаться еще несколько недель. Честно говоря, приехав в Лондон, я как-то вечером отправился в «Воксхолл» и повалялся там с одной шлюшкой. А теперь я узнал, что эта маленькая грязная сучка наградила меня триппером. Чтобы вылечиться, мне понадобится несколько недель, и если я прикоснусь к тебе раньше этого времени, то ты от меня заразишься – так мы и будем передавать друг другу этот «подарочек». Видишь, какую высокую цену мне приходится платить за свои грехи – не прикасаться к тебе, а это очень трудно. Поэтому нам не остается ничего другого, как только пожить некоторое время в разных комнатах.
Я была и удивлена, и расстроена, а Белль, которой я пересказала наш разговор, страшно рассердилась.
– Как это глупо со стороны Крэна! Уж в его-то возрасте можно быть хоть немного осторожнее! Все это кончится тем, что он полностью разрушит себя как мужчину. Как бы то ни было, я ему не доверяю. Сейчас он преисполнен благими намерениями, но если выпьет, то обязательно полезет к тебе в постель – тут-то и начнутся неприятности. На твою дверь необходимо поставить задвижку.
Белль проследила, чтобы так и сделали, но Крэн вскоре это заметил. С любопытством потрогав задвижку пальцем, он закрыл ее и подергал дверь, а затем с улыбкой повернулся ко мне.
– Несомненно, идея Белль.
Я улыбнулась в ответ.
– Если бы я на самом деле решил к тебе войти, эта штуковина задержала бы меня ровно на пять секунд. Если сейчас ты запрешь дверь за мной, я докажу это и заодно пугану Белль. Это научит ее, как не доверять мне.
