Его слова звучали успокаивающе.
Лоилия смотрела на него, чтобы убедиться в правдивости его сообщения, и слезы катились по ее щекам.
Непроизвольно он полуобнял ее за плечи.
— Все будет хорошо. Обещаю вам, что Уоткинс спасет вашего отца, как он спас когда-то меня. Он — прирожденный целитель и, несомненно, был им в одном из своих последних перевоплощений.
Она прижалась лицом к его плечу.
Он чувствовал, как дрожит все ее тело, словно сотрясаемое бурей.
— Вы были такой храброй до сих пор, — говорил он мягко, — и мы не можем позволить германцам победить нас в последний момент.
— Папа… все для меня! — еле слышно произнесла Лоилия. — Б-больше у меня… никого нет… никого в жизни… кроме… папы.
Только что она ощущала себя одинокой былинкой в огромной пустыне и вдруг осознала, какую сипу и поддержку обрела в лице лорда Брэйдона.
Он все еще поддерживал ее за плечи.
Его рука все еще покоилась на ее пальцах, стиснутых в попытке справиться с собой.
В этот момент она почувствовала, что, когда лорд Брэйдон покинет ее, она будет тосковать по нему.
Так же сильно, как и по своему отцу.
— Я размышлял, милорд, — сказал Уоткинс, выкладывая вечерние одежды лорда Брэйдона, — и я думает, что удар ножа был назначен для меня!
— Почему вы так думаете? — спросил лорд Брэйдон.
— Видите, я не думаю, что они знал, что мистер Стэндиш занял мое место, — объяснил Уоткинс, — но они думает, я как-то связан с его исчезновением, поэтому они на всякий случай угощает меня, так сказать, на память.
Лорд Брэйдон мог понять столь оригинальную логику, приведшую Уоткинса к данному выводу.
Конечно, подобное — в духе германцев: отомстить сопернику от злости, что так и не смог уличить его.
Лорд Брэйдон был совершенно уверен, что сейчас прочесывается весь Берлин в попытках обнаружить Тарстона Стэндиша.
Он решил, что у немцев нет серьезных подозрений в причастности его и его слуги к исчезновению Стэндиша.
В противном случае они, несомненно, приложили бы больше усилий к их задержанию.
— Как вы думаете, мистер Стэндиш оправится от раны? — с тревогой в голосе спросил лорд Брэйдон.
— Нам надо подкормить его, милорд, и следить, чтобы он не потерял больше крови, и тогда он будет, как говорится, » селен, как летний дождь «.
— Я надеюсь на это.
— Положитесь на меня, — весело сказал Уоткинс. — Но все-таки ваша светлость должны понимать, что ему опасны перемещения и тряска, по крайней мере в течение нескольких дней.
— Я предполагал, что вы скажете это, — ответил лорд Брэйдон. — Поэтому мы постоим спокойно у побережья Франции, пока не сможем пересечь Канал и возвратиться, наконец, к себе.
Уоткинс широко улыбнулся.
— Для меня это подходит, милорд. Мне нравятся лягушатники , хотя не могу сказать того же об этих германцах!
Лорд Брэйдон рассмеялся.
В этот момент он полностью разделял чувства Уоткинса.
Переодевшись, он поднялся в салон.
Там он увидел Лоилию, ожидавшую его.
На ней было милое, простое платье из голубого шелка, более соответствующее дневному, нежели вечернему наряду.
Единственное ее платье, если не считать того, что она надела в дорогу.
Оно не только удивительно шло ей, но и делало ее еще более юной.
Лорд Брэйдон в эту минуту вновь воспринял ее как ребенка.
И в то же время сознавал, насколько острый и развитой у нее ум.
Когда он вошел, такой импозантный в вечернем костюме, в глазах Лоилии появилось мимолетное восхищение.
— Папа спокойно спит, — сказала она. — Я заглянула к нему, и Уоткинс сказал, что он выпил целую чашку крепкого бульона.
— Не сомневаюсь, — сказал лорд Брэйдон, приблизившись к ней, — что мы можем вполне доверить вашего отца умелым рукам Уоткинса и взять короткий отпуск от всех наших забот и напастей.
— Вы… уверены, — спросила тихо Лоилия, — что не должны… направиться сразу… в Англию? Ведь вас… ожидают там… и вы… пропускаете все… балы и развлечения… сезона.
Лорд Брэйдон сел на софу.
— Когда меня послали на этот раз в Германию, я негодовал, что вынужден оставить все то, о чем вы сейчас сказали.
Теперь же я вполне доволен, что нахожусь здесь. — В его глазах мелькнул лукавый огонек. — Но вам, конечно, надо будет постараться, чтобы мне и впредь не хотелось никаких иных развлечений.
Он подшучивал над нею, но Лоилия оставалась серьезной.
— Как можете вы предположить, что я способна хоть чуть-чуть… заменить вам все эти… наслаждения, которых вам, должно быть, так недостает… особенно ваших лошадей.
— Я предвидел, что рано или поздно мы вернемся к лошадям, — улыбнулся лорд Брэйдон, — и поскольку мы сейчас стоим на якоре возле тех самых берегов Франции, где, я знаю, есть несколько хозяйств с верховыми лошадьми, думаю, мы могли бы организовать небольшие прогулки, чтобы поразмяться, когда ваш отец будет спать.
Теперь беспокойство в ее глазах сменилось возбужденностью.
— Это действительно возможно? О, как было бы прекрасно!.. Но вы же знаете, что у меня здесь нет… амазонки.
— Значит, придется вновь послать Уоткинса за покупками, — сказал лорд Брэйдон. — Он очень любит это занятие; не забыть бы мне похвалить его за выбор платья, которое теперь на вас.
Лоилия бросила взгляд на свое платье, как будто не замечала его ранее.
Лорд Брэйдон подумал, много ли найдется знакомых ему женщин, которые могут забыть, что на них надето, или могут не подумать об этом, когда он входит к ним.
— По оно значительно… дороже, чем я могла бы… себе позволить, — пролепетала Лоилия, — поэтому… пожалуйста… вы не должны тратить больше… денег на меня.
— Это как раз то, что я не намерен обсуждать, — возразил лорд Брэйдон. — Все, что было у вас, осталось в известном месте, о котором не следует упоминать, поэтому вы должны позволить мне позаботиться о том, чтобы, пока мы не возвратимся в Англию, вы были по крайней мере прилично одеты.
— Я… уверена, что могла бы найти что-либо… дешевое для верховых поездок.
— А я не менее уверен, что это сильно расстроило бы Уоткинса, воображающего себя непревзойденным знатоком моды!
Лоилия была не в силах удержаться от смеха.
— Мне значительно легче сказать… благодарю вас за все, чем пытаться противиться вам, когда вы уже что-то решили.
— Вот сейчас вы говорите разумно.
— Вы всегда считаете разумным то, что совпадает с вашим мнением?
— Конечно! Тем более что мы оба участвуем, как вам известно, в миссии огромной важности.
И как бы желая окончательно убедить ее в этом, он сказал:
— Не забывайте, что вы, и я, и, конечно, Уоткинс, освободили одного из самых значительных людей секретной службы Министерства иностранных дел. Я знаю, что маркиз Солсберийский будет восхищен нами, несмотря на то что он не сможет сообщить всему миру, какими находчивыми мы оказались.
