Вдали, на эвкалиптовых деревьях, кричали белые попугаи — какаду, похожие на гигантские пионы. Легкий ветерок едва колыхал горячий воздух. Юджиния почувствовала, как по лбу скатываются капельки пота. Чья-то давняя скорбь, которой была овеяна эта одинокая могилка, передалась Юджинии, наполнив ее душу глубокой тоской.
Какая странная, преследуемая призраками страна, эта Австралия, и какой невероятно чужой она себя здесь чувствует!
День был хороший, очень удачный, размышлял Гилберт. В восемь часов спустились сумерки, и быстро завечерело. Они мирно обедали при свечах.
Все было так, как рисовалось ему в воображении, когда он приехал из Англии и задумал построить свой дом. Приятные вечера, проводимые в обществе жены после заполненного трудами дня. Можно поговорить о том о сем, но не слишком долго — он не любил все время болтать языком. Однако же сегодня вечером Юджиния как-то особенно молчалива.
Да, она, кажется, спросила о могиле ребенка возле речки Гилберт с трудом припомнил обстоятельства, при которых она появилась. За столом прислуживала миссис Джарвис. Юджинии надо будет изменить такой порядок. Он нанял эту женщину готовить, а не прислуживать за столом. Его как-то странно отвлекали спокойные движения Молли. В молодости она явно прошла хорошую школу. Потупленные глаза, бесстрастное выражение лица — все было безупречно, но опрятное платье не только не скрывало, но подчеркивало пышность форм. Уж не этим ли объяснялась его рассеянность?
— Что вы сказали, дорогая? Детская могила? Да, я при поминаю, как она появилась. Около реки остановилась на ночевку семья, направлявшаяся в фургоне, запряженном волами, на запад. Это было время сбора винограда, мой первый сезон. Мы были тогда здорово заняты. К нам обратился за помощью какой-то мужчина. Сказал, что у его маленькой дочки лихорадка, и попросил дать ему лошадь, чтобы съездить в Парраматту за врачом. Но ребенок умер в ту же ночь, еще до приезда врача. Тогда они попросили разрешения вырыть возле речки могилу и похоронили девочку там. Кто-то прочитал молитвы, а потом они уложили вещи и поехали дальше.
— Оставив ее? — тоскливо спросила Юджиния.
— А что им было делать? Здесь такие вещи случаются.
— Мать очень страдала?
— Я ее ни разу не видел. Отцу я дал стакан вина, но оно было еще невыдержанное, очень кислое, а он — сильно расстроен. Его вырвало.
Юджинию передернуло.
— Сколько лет было девочке?
— Не знаю. Я, вероятно, даже не спросил. Она была старшей из четверых детей. Думаю, лет шесть-семь.
Лицо Юджинии при свете свечей казалось очень бледным. Глаза смотрели напряженно. У нее был такой вид, словно это она потеряла ребенка.
— Я вам говорил, чтобы вы не выходили на солнце. Не надо спускаться к реке в такую жару.
— Мне показалось, я вижу воду. Она была такая прохладная. Но листья на ивах совсем пожухли.
— Боюсь, надвигается засуха. Мой виноград что-то очень быстро созревает. В ягодах не хватает сахара. Если так пойдет дальше, нам придется через две-три недели начать сбор.
Юджиния поковыряла вилкой еду на тарелке. Она всячески заставляла себя поддерживать вежливый разговор.
— В ваше отсутствие все было в порядке?
— Относительно — да. У меня хороший надсмотрщик, Том Слоун. Драк не было, а это уже кое-что. Одного работника застали на месте преступления: он украл и спрятал под пиджаком бутылку вина. Наверное, собирался тайком выпить. Ну как, думали вы насчет сада, моя дорогая?
— Его пришлось наказать?
Опять этот ее слишком пристальный взгляд… Впрочем, чувствительность ему нравилась.
— Вы про парня, укравшего вино? Я ограничился выговором, так как только что привез домой молодую жену. Он может считать, что ему повезло — своим избавлением он обязан вам.
— А если бы не это, в чем состояло бы наказание?
— Дюжина плетей. Ну что вы так на меня смотрите? Приводить наказание в исполнение для меня такое же маленькое удовольствие, как и быть наказанным для провинившегося. Но вы должны понимать, что эти люди — уголовные преступники. Возьмите хоть то, что произошло прошлой ночью.
Юджиния убрала со лба взмокшую прядь волос:
— Я предпочла бы об этом не говорить. Я стараюсь забыть о случившемся. А не могли бы мы выпить кофе на веранде?
— Конечно. Прекрасная мысль!
Они тихонько покачивались в качалках в теплой темноте. Гилберт показал ей Южный крест и другие созвездия, а потом, поскольку Юджиния молчала, тоже замолчал. Он видел бледное расплывчатое пятно на месте ее лица, различал неподвижную фигуру. Ему хотелось придвинуться поближе, взять ее за руку, но он сдержался. Юджиния сегодня слишком отчуждена, вся ушла в какие-то свои мысли. Позднее он обязательно будет очень нежным. Время от времени у него мелькала тревожная мысль, что прошлой ночью он не совладал со своим желанием. Его так взволновал и возбудил вид невесты, поймавшей преступника, что он не смог справиться с собой. Оставалось надеяться, что Юджиния это поняла.
Она была весь день такая притихшая, что у него невольно появились смутные угрызения совести. Но ничего, сегодня ночью в их собственном доме, на этой изящной французской кровати, один вид которой заставил его засмеяться от предвкушаемого удовольствия, он все загладит. Если надо что-то заглаживать.
— Я посажу жимолость, и она будет виться вокруг столбов на веранде, — мечтательным тоном проговорила наконец Юджиния. — Вы помните жимолость в беседке в Личфилде? От нее шел такой аромат в утренние и вечерние часы!
— Она будет напоминать вам о доме, — сказал Гилберт
— Да. Вы против этого?
— Отнюдь нет. Посадите все, что может доставить вам удовольствие. Пусть в саду будут клумба с розами, бордюры из многолетних растений, тисовые деревья — все, что вам только удастся вырастить.
— Я создам очень красивый сад. В нем будет пруд с водяными лилиями, солнечные часы, аллея тисовых деревьев, ползучие розы на решетчатых подпорках, под которыми всегда будет тень. — Она вздохнула. — Но на это потребуется вся жизнь.
— Здесь все растет быстро. Ну а жизнь — она вся перед нами.
На этот раз он дотянулся до жены и взял ее руку в свою. Юджиния не противилась. На его ладони лежала ее маленькая теплая сухая рука. Сердце у Гилберта забилось быстрее. Он старался обуздать нарастающее возбуждение, на этот раз, в отличие от прошлой ночи, помня о том, что эту женщину, получившую столь нежное воспитание, надо осторожно, ласково и терпеливо учить отвечать страстью на страсть. Впрочем, ему это нравилось; не хотелось бы, чтобы дело обстояло иначе. Даже если она никогда не будет испытывать… Почему это не будет? Все будет в порядке. Во всяком случae, принять его в свои объятия она никогда не откажется.
