Словно прочитав его мысли, Юджиния зашевелилась и сказала, что пойдет наверх. Он скоро собирается ложиться?
Прозвучало ли в ее голосе нетерпение? Ему хотелось бы думать, что да. Когда она говорила про сад, голос у нее был живленный, хотя в интонации слышалось что-то лихорадочное. Вот так, подумал Гилберт, человек начинает свистеть в темноте, чтобы подбодрить самого себя.
Все изменится, когда появятся растения, о которых она говорила и на которые сможет смотреть каждый день. Может, и в ее лоне семя даст ростки. Ребенок — вот что нужно, чтобы Юджиния привыкла к новой жизни и почувствовала себя счастливой.
Ярраби, виноградник, колоссальная страна, с которой он теперь полностью сроднился. И хрупкая, изящная, волнующая женщина. Не грядет ли какая беда — очень уж много хорошего выпало на его долю!
Когда он спустя полчаса поднялся наверх, то застал Юджинию сидящей в постели. Она была в белой батистовой ночной рубашке с кружевной отделкой на высоком вороте и на рукаве. Ее прекрасные темные волосы были распущены и так и сверкали. Она, несомненно, приложила немало стараний, чтобы показаться мужу как можно более привлекательной. В воздухе ощущался легкий аромат каких-то цветов. На спинке стула висел голубой шелковый халат. Занавеси были задернуты, и комната с громадной кроватью посередине, в которой виднелась неподвижная, похожая на призрак фигура, при свете светла погружена в таинственный полумрак.
Вот это уже больше подходит для брачной ночи, с удовольствием подумал Гилберт. Как это не похоже на душную убогую комнату, где они вчера очутились, на ту кровать с неровным матрасом… и еще те ласки, от которых он просто не сумел воздержаться…
Единственное, что было не совсем так, как надо, понял он, подойдя ближе, — это лицо его жены. Напряженное и полное страха.
Он заставил себя не торопиться с раздеванием, а вместо этого сел на край постели и завел разговор.
— Надо будет написать и поблагодарить вашу бабушку за такой замечательный свадебный подарок. Я уверен, что кровати лучше этой не сыщешь во всей Австралии.
— Она французская.
— Знаю, вы мне говорили, да я и сам вижу. Как отделано изголовье! В Англии я не припомню иной мебели, кроме громоздких кроватей красного дерева с тяжелыми занавесями вокруг. Они производили очень мрачное впечатление, а эта — восхитительная, экзотичная вещь.
— Мои родители нашли ее несколько фривольной. Все эти гирлянды и купидоны… Я не представляла, как вы к этому отнесетесь.
— Мне она чрезвычайно нравится. Она станет одной из достопримечательностей Ярраби. Так же как венецианские бокалы и китайские шелковые обои.
— Ни о том, ни о другом я до сих пор не слышала.
— Да я и сам до этой минуты не помышлял о них. Это вы внушили мне такие мысли. Для моего вина потребуются бокалы, а для моей жены — красивая обстановка. У меня есть знакомый капитан дальнего плавания, который регулярно бывает на Востоке. Он доставит шелковые обои и шелков для платьев, если вы захотите. И я знаю, как заполучить через одного торговца в Сиднее бокалы для вина. Повидав Воклюз, вы, наверное, поняли, что мы живем не в какой-нибудь дикой пустыне. В Новом Южном Уэльсе есть и другие дома, ничуть не уступающие Воклюзу.
Она почувствовала, что заражается его настроением.
— Я привезла с собой фамильное серебро. Оно в еще не распакованных тюках. И множество других вещей: картины, всевозможные украшения, коврики, вышивку, которую я сделала, когда была еще совсем девочкой, игрушечного коня-качалку. — Она тихонько засмеялась, но в голосе ее слышалась дрожь. — Мама сказала, что я должна захватить его с собой, хотя, казалось бы… А впрочем, кто его знает…
Гилберт вскочил:
— Ну ладно, венецианских кубков у нас пока еще нет, но рюмки, чтобы выпить вина, найдутся. Где ваша служанка? Нет, не надо, я сам принесу.
— Что принесете? Зачем?
— Всего лишь рюмочку мадеры, чтобы вы заснули. Это вино даже не моего производства.
Гилберт решил, что его посетила блестящая мысль. Никто, кроме миссис Джарвис, не видел, как он возвращается наверх, держа в руках серебряный поднос с бутылкой и рюмками. Молли на минутку остановилась, а потом быстро вышла во двор, словно ей пришло в голову, что она стала свидетельницей чего-то очень интимного.
Да так оно и было: ему надо было что-то предпринять, чтобы жену отпустило сковывающее ее напряжение и чтобы лицо ее выражало больше любви к мужу. Впрочем, ничего необычного в такой ситуации не было. Напротив. Хотя, конечно, лучше бы ему прибегнуть к этому стимулирующему средству прошлой ночью.
— Это испанское вино, — пояснял Гилберт, наливая рубиновую жидкость в рюмки на длинных ножках. — Я завез некоторое количество сюда, чтобы продержаться, пока не появится вино моего собственного изготовления, и у меня еще осталась пара дюжин бутылок. А теперь попробуйте и скажите, ощущаете ли вы разницу между этим вином и «Яр-раби-кларетом», который мы пили за обедом.
Юджиния послушно пригубила вино, держа рюмку в узких белых руках. Она тщательно обдумывала ответ, который был бы достаточно вразумительным и при этом доставил бы Гилберту удовольствие.
— Пожалуй, оно не так щиплет язык, как то.
— Вы совершенно правы! — воскликнул он в полном восторге. — Это потому, что его несколько лет продержали в бутылке. От этого вкус улучшается. Терпкость исчезает. А цвет… — Он поднял свою рюмку, как всегда, очарованный чудесным цветом красного вина. — В мире ничего нет лучше. Выпейте его, милочка. После пары рюмочек этого вина весь мир начнет казаться таким же розовым.
— А это не опасно?
У нее уже начал приятно заплетаться язык. На щеках проступил легкий румянец. Она слегка нахмурилась:
— Я слышу, кто-то поет.
— Это слуги. Наверное, получили свою порцию рома.
— Рома…
— К сожалению, вкус у этих людей испорчен. Ром всегда служил для них напитком, который помогал не сойти с ума. Во всяком случае, так считают они сами. Но я намерен перевоспитать их. Позвольте мне процитировать одного австралийца, который привез сюда первые отводки виноградной лозы. Мистер Джеймс Басби говорил: «Я полагаю, что если бы каждая ферма имела свой виноградник и производила бы достаточно вина для удовлетворения потребностей всех занятых на ней работников, а также семьи самого фермера, то тем самым, вполне вероятно, был бы нанесен смертельный удар пагубной привычке самого фермера ежедневно потреблять чрезмерное количество спиртных напитков, а его свободного работника — бегать каждый раз в день получения заработной платы в ближайший трактир». — Он умолк. — Ну что вы скажете на этот счет как жена фермера?
