«Какая чушь!» — думала Элинор, потешаясь над этой выдумкой ученых. На самом деле джентльмены посещали куртизанок только потому, что им это нравилось. А дамы сидели дома и сносили измены мужей, потому что не имели выбора.
Харт не был святым. К тому же в данный момент он никому не принадлежал, так что Элинор не могла ни в чем его упрекнуть. И все же…
Сердце ее болезненно сжалось, и все поплыло перед глазами. Не в силах пошевелиться, она стояла напротив дома на Джордж-стрит и тяжко вздыхала.
Тут к дому подкатила еще одна карета.
— Не упоминайте нечистого, мисс, — произнес торговец. — Это его герб. Шотландского герцога, я имею в виду.
Но Элинор и так уже все поняла. Времени убегать у нее не было, и спрятаться тоже было негде. Поэтому она стала за ближайший фонарный столб, прислонилась к нему плечом и, пряча лицо, откусила очередной кусочек от кекса с тмином.
В следующую секунду Элинор увидела на тротуаре прямо перед собой огромные сверкающие башмаки, а над ними — подол килта с сине-зеленой клеткой клана Маккензи. Подняв глаза, она увидела белоснежную манишку под распахнутым плащом, а далее, под полями шляпы, лицо герцога.
Харт не произносил ни слова; он отлично знал, почему Элинор стояла у дома куртизанки по имени миссис Уитейкер, так что спрашивать было не о чем. Конечно, Элинор могла бы сказать, что случайно оказалась у дома этой женщины — мол, хотела купить тминный кекс, — но Харт-то все прекрасно понимал.
Элинор же не почувствовала себя виноватой; в конце концов, это не она наносила визиты куртизанке, и не она заплатила ей тысячу гиней.
Они могли бы простоять так на холодной улице весь день, если бы дверь дома снова не распахнулась настежь. И появился все тот же дюжий слуга. На этот раз он нес на плече мужчину. Харт и глазом не моргнул, когда слуга направился прямиком к его экипажу, а затем затолкал мужчину внутрь.
Удивление Элинор еще больше возросло, когда из дома вышел Дэвид Флеминг. Он посмотрел на затянутое тучами небо, надел шляпу и тоже влез в экипаж герцога.
Готовая засыпать Харта вопросами, Элинор вновь к нему повернулась. Но он указал на экипаж и произнес:
— Садись.
Элинор вздрогнула, а торговец, наблюдавший за этой сценой с нескрываемым удовольствием, вдруг с озабоченным видом нахмурился.
— Без надобности, — ответила Элинор. — Я найму экипаж. Со мной Мейгдлин, и я сделала много покупок.
— Садись в мою карету, Эл, или я привяжу тебя к ее верху ремнями.
Элинор театрально закатила глаза, откусила еще кусочек кекса и помахала Мейгдлин, стоявшей чуть поодаль, у тележки другого уличного торговца.
— Идем, Мейгдлин, мы уезжаем! — крикнула она.
Горничная с радостным видом засеменила к хозяйке и к знакомому экипажу. Сложив в него свертки, она с помощью слуги миссис Уитейкер забралась на место рядом с кучером. Торговец же, наблюдавший за происходящим, даже забыл вынуть из миниатюрной угольной печки очередную булочку.
— Все в порядке! — крикнула ему Элинор. — Просто его светлость не умеет быть вежливым! — Отвернувшись, она направилась к экипажу и добавила: — Харт, дай слуге крону за труды, ладно?
В карете Элинор уселась напротив уже разместившихся там джентльменов — Дэвида Флеминга и бледного, без чувств, англичанина, которого Элинор прежде не видела.
— Кто это? — спросила она Дэвида, но слуга уже начал подавать ей лежавшие на полу свертки, и Элинор наклонилась, чтобы убрать их. — Ох, Дэвид, прости… Не поможешь ли подтолкнуть все это? Только осторожно, иначе может разбиться.
Флеминг кивнул и тут же помог сложить покупки. Он был в вечернем костюме, и от него пахло сигарами, бренди, духами… и еще чем-то. Элинор не сразу определила этот запах, но вскоре поняла его значение. Так пахло от мужчины, переспавшего с женщиной.
Осознав, что Элинор все поняла, Дэвид покраснел и вынул из кармана фляжку, чтобы сделать глоток.
— Харт, смотри не сядь на это, — предупредила Элинор, когда герцог влез в экипаж. — Это для Бет. Не мог бы ты…
Харт нахмурился, взял сверток и убрал его на полку над сиденьем.
— А ты не могла сложить все это сзади? — спросил он.
— Конечно же, нет! Там есть бьющиеся вещи. К тому же я не хочу давать шанс удачливому воришке обокрасть меня. Разве ты не знаешь, что воры забираются на запятки и обчищают багажные отделения?
— Мой экипаж не трогают, — заявил герцог.
— Все когда-нибудь случается в первый раз. А я потратила на подарки месячное жалованье.
Экипаж тронулся с места, и Дэвид вдруг пробормотал:
— Слушай, Маккензи, да ведь это же с нами… Элинор.
— Мистер Флеминг пришел в себя, — изрекла Элинор. — И он даже способен узнавать дам, которых знает долгие годы. — Она взглянула на мужчину, храпевшего рядом. — А это кто такой?
Дэвид промолчал, а герцог ответил:
— Это мистер Нили.
— А… — протянула Элинор. — Теперь ясно. Ты отправил его к миссис Уитейкер в обмен на то, что он тебе пообещал.
— Мне нужна его поддержка и поддержка его друзей, когда мы выступим против Гладстона, — пояснил Харт.
— Маккензи, ты ей сказал?.. — поразился Дэвид.
— У меня нет тайн от Элинор, — тут же ответил герцог.
Она фыркнула и проговорила:
— Если бы ты позволил Уилфреду сказать мне, зачем послал этой женщине тысячу гиней, мне бы не пришлось выяснять это самой. Впрочем, мне все равно нужно было сделать кое-какие покупки…
— Тысячу? — Дэвид бросил взгляд на спящего мистера Нили. — Думаю, многовато. Но с другой стороны… У нее с ним было столько проблем…
— Я так и думал, — буркнул Харт.
— Что он там натворил? — осведомилась Элинор, с любопытством глядя на мистера Нили.
Дэвид бросил взгляд на герцога и проворчал:
— Теперь Элинор подумает, что я отъявленный распутник, да?
— Я и так давно знаю, что вы отъявленный распутник, мистер Флеминг, — заметила Элинор. — Вы ведь никогда и не делали из этого секрета. — Она снова взглянула на Нили. — Но какие же с ним могли быть проблемы?
— Он отказывался уходить, — пояснил Харт. — Так мне сказали. Но как же ты все уладил? — спросил он у приятеля.
— С помощью обильных возлияний, — ответил Дэвид. — А когда пуританин решил предаться излишествам… О, это стоящее зрелище. Но я сомневаюсь, что он что-нибудь вспомнит.
— Вот и хорошо, — кивнул Харт. — Не нужно, чтобы он мучился угрызениями совести. Иначе побежит к моим противникам. Ты о нем позаботишься?
— Да-да, конечно. Приведу его в чувство, как смогу, смягчу боль раскаяния и скажу, что он вовсю повеселился.
