– Он плачет потому, что не хочет уезжать в Нормандию, – мрачно отрезал Эдгар.
– Тогда он – просто дурак, – Вульнот презрительно фыркнул. – Я, например, еду с удовольствием. Герцог Вильгельм пообещал мне благородного жеребца и достойные развлечения. Я буду сражаться на турнирах и охотиться на оленей в лесах Кевийи, а герцог Вильгельм посвятит меня в рыцари. – Видя, что Эдгар не отвечает, Вульнот насмешливо добавил: – Думаю, тебе наша поездка нравится ничуть не больше Хакона. Быть может, ты предпочел бы, чтобы тебя, как и моего брата, изгнали из страны и объявили вне закона?
Эдгар напряженно вглядывался в туманную дымку над серебристой водой, словно надеясь пронизать взглядом темноту, что окутывала уплывающие вдаль берега Англии, но по-прежнему хранил молчание. Передернув плечами, Вульнот отвернулся и вновь улегся, пытаясь заснуть.
Эдгар же не спал, баюкая Хакона. Последние слова Вульнота попали в цель. Он действительно предпочел бы оказаться в Ирландии с эрлом[21] Гарольдом, чем играть роль живого багажа, который передали герцогу Вильгельму Нормандскому. Когда Его Величество Эдуард со своей кроткой улыбкой сообщил ему, что он едет в Нормандию, Эдгар сразу же понял: скудоумный король не вызывает у него никаких чувств, кроме ненависти. К этому времени он уже воевал бы рядом с Гарольдом, если бы не отец. А сейчас с горечью думал о том, что недолгая ссылка у графа оказалась бы для отца куда предпочтительнее нынешней, которая может продлиться неизвестно сколько.
Герцог прибыл в Англию несколько недель тому, почти сразу же после начала беспорядков, устроенных еще одним чужеземцем. Правда, граф Евстахий Булонский не был нормандцем, но тем не менее смуту в Дувре он заварил знатную. Граф тоже явился с визитом к королю Эдуарду, а по возвращении его люди дурно обошлись с обитателями Дувра. Начались столкновения, приведшие к кровопролитию; граф Евстахий тайно вернулся обратно в Лондон с жалобой королю.
Вспоминая об этом, Эдгар недовольно нахмурился. Подданные короля Эдуарда, особенно в южном округе эрла Годвина, надеялись, что он даст наглому графу от ворот поворот и отправит его не солоно хлебавши. Сейчас же Эдгар сказал себе, что им следовало бы знать: их правитель не станет выступать против чужеземцев, которые пользовались его особенной любовью и уважением. Но у него по-прежнему руки сжимались в кулаки, когда он вспоминал, какую компенсацию пообещал король Эдуард Евстахию.
Остальные тоже восприняли произошедшее как личное оскорбление, особенно Годвин, милорд Божьей милостью, настоящий мужчина, и его сыновья: Гарольд, эрл Уэссекс, и шумный Тостиг.
В результате сильнее всех на свете король Эдуард возненавидел как раз эрла Годвина. Именно Годвин, когда на троне восседал Гарольд Заячья Нога, низкорожденный сын великого Кнута, заманил в ловушку и погубил Альфреда, брата Эдуарда, в ходе его злополучной экспедиции в Англию. Когда же на престол наконец взошел сам Эдуард, то он почел за благо сделать вид, будто забыл о том черном деле. Его Величество даже снизошел до того, что уступил настояниям Годвина и счел себя обязанным жениться на дочери эрла Эдгите, хотя и против своей воли. Бракосочетание состоялось, но счастье молодой супруге не принесло. Поговаривали, будто она так и не взошла на брачное ложе короля, а все ее умения вкупе с набожностью и благочестием не смогли избавить ее от бездетности, в которой не было вины Эдгиты.
Во время скандала с графом Евстахием в Дувре Годвин взялся за оружие, встав на защиту пострадавших горожан, и дело приобрело очень опасный оборот. Король в большой спешке созвал своих вельмож на совет в Глостере, но после того, как Годвин с сыновьями появились во главе армии в нескольких милях от города, отказавшись присутствовать на конвенте без вооруженной поддержки за спиной, Эдуард обеспокоился пуще прежнего и созвал новый совет в Лондоне. Столица, по обыкновению, продемонстрировала лояльность к особам королевской крови. Здесь и собрались все благородные лорды, возглавляемые Сивардом, великим эрлом Нортумбрии, и Леофриком, эрлом Мерсии, с его флегматичным сыном Эльфгаром. Они с откровенной ревностью и завистью взирали на могучий клан Годвина. Заручившись их поддержкой, король Эдуард повелел удалиться в изгнание самому Годвину и двум его сыновьям, Гарольду и Тостигу. Старшего сына Годвина, Свейна, подобная кара уже постигла ранее за кое-какие сумасбродные выходки, включая похищение не кого-нибудь, а самой аббатисы. Впрочем, его отсутствие сожаления ни у кого не вызывало.
Эдуард счел изгнание из страны Годвина с сыновьями подходящим поводом для того, чтобы избавиться также от королевы. Он заточил ее в женском монастыре Уеруэлл, завладел ее состоянием и наконец ощутил себя настолько монахом, насколько это было возможно в его положении. Ее Величество не стала жаловаться; скорее всего, она хорошо изучила своих родственников, не сомневаясь, что, хотя они и сбежали, но непременно вернутся, причем в самом ближайшем времени. Эрл Годвин вместе с Тостигом отплыл во Фландрию; а вот Гарольд, натура независимая и свободолюбивая, предпочел отправиться с немногочисленными сторонниками в Ирландию.
Преуспев в удалении от трона двух мужчин, доставлявших ему наибольшее беспокойство, король Эдуард решил, будто теперь он в безопасности. Пребывая в состоянии заслуженного умиротворения и благодушия, он исцелил бедную женщину от накожных изъязвлений простым наложением рук, вследствие чего окончательно уверился в том, что обладает чудодейственными способностями.
Именно в этом состоянии скромного торжества и застал его Вильгельм. Когда, соблюдая все церемонии вкупе с ритуалами, герцог Нормандии предстал перед королем, Эдуард сошел со своего трона, роль коего исполняло деревянное кресло с высокой спинкой, и заключил нормандца в объятия, прижав его к своей груди. Со слезами на глазах король попытался разглядеть в стоявшем перед ним суровом привлекательном молодом человеке черты непоседливого мальчугана, с которым он расстался десять лет тому. Его Величество ударился в воспоминания, как неизменно случается со стариками, и принялся пересказывать многочисленные инциденты, регулярно случавшиеся с Вильгельмом с момента его появления на свет. Герцог улыбался в нужных местах, вполуха слушая короля, а сам внимательно наблюдал за происходящим вокруг.
При первой же возможности Эдуард выложил ему все свои новости, не забыв упомянуть также исцеление язв. Его Величество выказал умилительную радость по поводу того, что он полагал мастерским разрешением запутанной ситуации, и, чрезвычайно гордясь собой, поделился своим добрым расположением с молодым человеком, который в возрасте двадцати трех лет от роду уже успел заработать репутацию лорда, способного на самые крайние меры.
