На другой день пришли отпраздновать возвращение Балтазара и появление новой родственницы Инес-Антония, сестра Балтазара, и муж ее, оказывается, звать его Алваро-Дього. Они привели сыновей, одному четыре года, другому два, вырастить удастся только старшего, не пройдет и трех месяцев, как меньшого унесет оспа. Но Бог, или кто иной там на небе, что ведает сроками жизней, с величайшей справедливостью блюдет равновесие между богатыми и бедными и в случае необходимости даже из королевской семьи берет тех, кого положит на чашу весов, и вот доказательство, в возмещение смерти этого ребенка умрет инфант дон Педро, когда доживет до того же возраста, и поскольку во исполнение Божьей воли причиною смерти может быть все что угодно, то наследник португальской короны умрет оттого, что его отнимут от груди, такое случается лишь с инфантами, они хрупки здоровьем, ведь сын Инес-Антонии в том же возрасте уже ел и хлеб, и все, что дадут. Поскольку счет равный, до похорон Господу дела нет, а потому в Мафре просто-напросто похоронили ангелочка, случай нередкий, но в Лиссабоне не могли ограничиться этим, там похороны были воистину пышные, гробик инфанта вынесли из его покоев государственные советники, сзади следовала вся знать, шел и сам король, и братья его, и король шел, может статься, из отцовской скорби, но еще, и это существеннее, потому, что покойный был наследник трона, этикет обязывает, они вышли во двор часовни, все в шляпах, а когда гроб возложили на катафалк, чтобы препроводить дальше, король-отец снял шляпу и, постояв с непокрытой головой, снова надел шляпу и вернулся во дворец, такова бесчеловечность этикета. Инфант сиротливо продолжал путь к церкви Сан-Висенте-ди-Фора в сопровождении блестящей свиты, но без отца и матери, впереди шествовал кардинал, за ним жезлоносцы верхами, придворные сановники и титулованные особы, затем шли священники и певчие, но каноников не было, каноники ждали тело в церкви с горящими факелами в руках, а сзади выстроились в две шеренги гвардейцы во главе со своими офицерами, вот и появился гроб, накрытый богатейшею ярко-алой тканью, и такою же тканью убран катафалк, за гробом идет старый герцог ди Кадавал, ибо он главный мажордом королевы, и если у королевы сердце матери, она сейчас, наверное, оплакивает своего сына, а маркиз дас Минас, ее главный стремянный, тоже идет за гробом, как говорится, о любви пролитые слезы глаголят, а не титулы тех, кто служит монархине, и все эти покровы, а также сбруи и попоны мулов останутся клиру, таков старинный обычай, а за пользование мулами, также принадлежащими упомянутому клиру, было уплачено двенадцать тысяч реалов, что ж, такса как такса, дивиться нечему, мулы обходятся дороже людей, хотя и среди людей найдутся мулы, и наемные, и все сие, вместе взятое, говорит о пышности, важности события и торжественности, на улицах, по которым движется траурный кортеж, стоят рядами солдаты и монахи всех орденов без исключения, не говоря уж о нищенствующих, каковые суть хозяева дома, где упокоится ребенок, умерший оттого, что отняли его от груди, и нищенствующие монахи вполне заслуживают сей привилегии, как заслужили монастырь, что будет строиться в Мафре, где меньше года назад похоронили ребеночка, имя которого осталось неизвестным, но за этим гробиком шла вся семья, и отец с матерью, и дед с бабкою, и дядюшка с тетушкой, и прочая родня, когда инфант дон Педро узнает в раю обо всем этом, он очень огорчится.
Как бы то ни было, поскольку королева оказалась столь явно предрасположена к материнству, король уже сделал ей нового инфанта, и этот уж точно будет королем и учинит предостаточно для новой летописи и новых потрясений, а если кто-нибудь полюбопытствует, каким образом уравновесит Господь роды в королевском семействе родами в семействе простолюдинов, то уравновесить-то уравновесит, но не за счет наших героев, мужчин, коих мы еще плохо знаем, женщин, коих еще не разгадали, ибо Инес-Антония не захочет, чтобы и впредь умирали у нее сыновья, а Блимунда подозревает, что наделена таинственным свойством, позволяющим не обзаводиться детьми. Ограничимся повествованием о взрослых персонажах, вернемся к Балтазару Семь Солнц, он вынужден пересказать сестре и зятю свою версию истории войны, свой малый эпизод из оной, о том, как ранили его в руку, как ее ампутировали, показывает железные приспособления, снова слышатся привычные и нисколько не преувеличенные воображением сетования, С бедняками всегда приключаются такие вот беды, это правда, но ведь на войне смерть и увечья настигают и капралов, и офицерство, Господь, как говорится, и малых награждает, и больших карает, однако же часу не прошло, как все свыклись с увечьем Балтазара, только детишки не сводят с обрубка испуганных глаз и дрожмя дрожат, когда дядя шутки ради поднимает их в воздух, пользуясь крюком, это просто потеха, младшего она забавляет больше, пускай себе порезвится, пускай, играть-то ему осталось всего три месяца.
В первые дни после приезда Балтазар помогает отцу работать в поле, у отца еще остался клочок земли в аренде, Балтазару приходится учиться всему с самого начала, хотя, само собой, привычные движения не забылись, да как их теперь делать. И вот доказательство того, что сны всего лишь бестелесные виденья, если во сне и мог он вспахать холм Вела, то ему довольно было снова увидеть плуг, чтобы понять, чего стоит левая рука. Есть только одно ремесло, что ему подходит, возчик, но какой возчик из того, у кого нет повозки и упряжки волов, А ты возьми покуда отцовскую упряжку, то ты, то я, не сегодня завтра станет твоей, я скоро умру, а ты, может, накопишь денег, хватит и на повозку, и на упряжку, Отец, да не услышит вас Бог. Балтазар наведывается и туда, где работает шурин, выкладывает новую стену вокруг усадьбы виконтов ди Вила-Нова-да-Сервейра, тут важно не спутать мест, то, где находится родовое поместье виконтов, именуется Вила-Нова-да-Сервейра, а усадьба и дворец у них в Мафре, а если б написали мы не виконт, а биконт, как писалось в ту пору, нас подняли бы на смех, возмутительно, это же произношение северных провинций, а Мафра южнее, мы же как-никак цивилизованная страна, подарившая Старому Свету столько новых частей света, но возраст у всех частей света одинаков, и если вправду такая ошибка возмутительна, она, конечно же, не станет грубей, оттого что напишем мы «бозмутительно». Балтазару не сладить с мастерком, лучше бы ногу потерял, не все ли равно, на что опираться, на ногу или на палку, такая мысль пришла ему в голову только теперь, но он вспоминает ночи с Блимундой и думает, ну нет, лучше все-таки без руки остаться, еще повезло, что без левой. Алваро-Дього спускается с подмостей, в тени под изгородью садится за обед, что принесла ему Инес-Антония, и говорит он, что работы каменщикам теперь хватит, вот начнут строить монастырь, не придется больше уходить из Мафры, искать, где пристроиться, неделями жить не дома, хоть мужчина от природы и не прочь побродяжить, а все же свой дом, коли жена стоит уважения, а дети любимы, все равно что хлеб, хлеб тоже не во всякое время требуется, но если не каждый день он есть у тебя, затоскуешь.
