Пока он звонил, Энн поднялась к себе в спальню и торопливо уложила первые попавшиеся ей под руку платья в чемодан. Потом быстро умылась, надела другие брюки и свитер и выбежала из комнаты, даже не взглянув на большую двуспальную кровать. У Мэг телефон не отвечал; она позвонила Лидии — та вопросов не задавала, но ее голос выдавал плохо скрываемое любопытство. Энн говорила быстро, ничего не стала объяснять, только попросила Лидию договориться с Мэг относительно уборки и сообщить Питеру, что она уезжает на несколько дней. Энн понимала, что разговаривать с Питером и выслушивать его расспросы было бы для нее сейчас невыносимо.
Она ожидала увидеть серебристую малолитражку и была поражена при виде сверкающего сталью «мазерати» на подъездной аллее. Алекс быстро вел машину, но Энн чувствовала себя в полной безопасности внутри роскошного, отделанного кожей салона. Случившееся казалось ей сном. Не далее как на прошлой неделе она была одинока и беспокоилась только об обоях для гостиной, а сейчас рядом с ней сидит этот загадочный мужчина и увозит ее неведомо куда. Она почти не знает его, совсем недавно даже не подозревала о его существовании, но ей было легко рассказывать ему о себе и о своих мыслях. Что готовит ей будущее? Энн даже не спрашивала себя об этом. Ей хотелось наслаждаться каждым волнующим мигом волшебного настоящего.
Через несколько часов они подъехали к кованым железным воротам. Миновав подъездную аллею длиной в целую милю, машина остановилась перед большим белым особняком в георгианском стиле с ярко освещенными окнами.
— Это отель?
— Нет. Это поместье, называется «Кортниз». Я хотел, чтобы мы были совершенно одни.
Они пересекли холл, где каблучки Энн простучали по черно-белому мрамору пола, потом вошли в комнату, поразившую ее своими гармоничными пропорциями. Она была обставлена в георгианском стиле, в большом старинном камине пылал яркий огонь.
— А теперь выпьем, — сказал Алекс, подходя к столику с замысловатой инкрустацией, на котором стоял тяжелый серебряный поднос с графинами, и стал смешивать коктейли.
— Какая красивая комната! — восхитилась Энн. — Вся эта лепнина, мебель, картины… — От восхищения она почти лишилась дара речи.
— Очень рад, что вам здесь нравится. И все же я предпочел бы ваш дом — этот слишком уж безупречен, все время чувствуешь руку дизайнера. Раньше он мне нравился, но, увидев ваше жилище, я понял, что этому не хватает души.
Алекс протянул ей бокал с коктейлем — он задрожал у нее в руке. Энн нервничала, как молодая девушка, руки и ноги у нее похолодели, ее трясло. Чтобы успокоиться, она сделала большой глоток. Алекс подошел, взял у нее бокал и, держа за руку, безмолвно повел через холл, потом вверх по широкой лестнице и по коридору, в конце которого он открыл дверь в большую, мягко освещенную спальню.
Энн ожидала, что он сразу обнимет ее, но он сказал:
— Я сейчас вернусь. Все необходимое в ванной.
Войдя в ванную, она прислонилась к двери, вся во власти возбуждения, смешанного со страхом. Она ждала этого момента, но теперь, когда он был совсем близко, ее охватило смущение. Мысль, что он увидит ее тело, которое до него ласкал только один мужчина, наполняла ее чувством, граничащим с ужасом. Она разделась — зеркальные стены десятикратно отразили ее обнаженное тело, и она невольно прикрыла рукой грудь, словно он был рядом. Она быстро отвернулась и встала под душ. Вымывшись, она решила не надевать висевший на стуле шелковый пеньюар, а просто завернулась в большую купальную простыню. Вернувшись в спальню, она увидела, что Алекс, уже раздетый, лежит на постели, и робко присела на ее край.
— Я подумал, что нам следует выпить шампанского, — объявил он, указывая на поднос с бутылкой. Она взяла протянутый бокал. — Не надо бояться, девочка моя.
— Глупо, правда? Я чувствую себя молодой девушкой.
— А вы и похожи на молодую девушку, дорогая. — Он очень нежно обнял ее. — Анна, моя ненаглядная Анна, наконец-то! — воскликнул он, медленно разворачивая купальную простыню. — Как ты прекрасна! — прошептал он, любуясь ею. — Анна, радость моя! Пусть наша первая близость будет для меня, не сердись, я так хочу тебя! Но потом я буду думать только о тебе, обещаю!
Алекс сдержал свое обещание. Он провел Энн по дорогам страсти и дал ей достигнуть самой вершины. Энн испытала небывалое наслаждение.
— О, Алекс, я даже не подозревала, что такое возможно! — воскликнула она.
…Для них уже не было ни прошлого, ни будущего. Существовало только полное любви настоящее.
— Агапи моу, просыпайся. С'агапо, Анна, с'агапо…
Эти незнакомые слова проникли в пробуждающееся сознание Энн. Произносивший их голос был мягок, но настойчив. Она открыла глаза и радостно улыбнулась, вспомнив, где она находится.
— Агапи? — повторила она. — Что это значит?
— Любимая, — объяснил он, целуя ее.
— Как прекрасно это звучит! А остальные слова? Там были ведь еще и другие, правда?
— Да, моя радость, слова, которые мужчины говорят своим возлюбленным. Посмотри, я приготовил для тебя чай, — гордо объявил он.
Приподнявшись на подушке, она взяла у него чашку и немного отхлебнула. На ее лице появилась легкая гримаса.
— Алекс, ты, может быть, самый замечательный возлюбленный на свете, — сказала она, — но худшего чая я еще не пила!
— Мне никогда не приходилось его заваривать. А что я сделал не так?
— Люди обычно сперва кипятят воду, — объяснила она со счастливой улыбкой.
Покрывавшая ее простыня сползла, и она поспешила снова натянуть ее.
— Нет, нет, дорогая! — Он осторожно взял простыню у нее из рук и полностью обнажил Энн. — Пожалуйста, позволь мне смотреть на тебя. После такой ночи любви, что может быть более естественным, чем желание любоваться твоим телом?
— Ты смущаешь меня. Я не привыкла… — Ее голос замер.
— Придется научиться, любовь моя. Когда мы одни, как сейчас, мне хочется все время смотреть на тебя, вспоминая, предвкушая…
Наклонившись, он поцеловал ее. Она неожиданно рассмеялась, и он резко выпрямился.
— Прости меня, но мне вдруг стало очень смешно — я подумала, что сказали бы обо мне остальные члены комитета по организации церковного праздника, увидев меня сейчас. — Она задыхалась от смеха. — У них был бы удар, а меня с позором изгнали бы из лона церкви, можешь себе представить?..
Продолжая смеяться, она откинулась на подушки. Алекс стоял с каменным лицом, положив руки на пояс, явно не разделяя ее веселья.
— Пожалуйста, прости меня, я ведь не над тобой смеялась, а над собой, — быстро добавила она, заметив серьезное, почти обиженное выражение его лица.
