Его губы обожгли ей щеку. Он нашел нежную ямочку чуть ниже ее уха и лизнул ее языком, заставив Мару задрожать. Она погрузила пальцы в короткие золотистые завитки у него на затылке. Ее дыхание стало частым и неглубоким, кровь стремительно бежала по жилам, заливая все тело жаром. Восхитительная истома охватила ее.
Он проложил дорожку горячих поцелуев от щеки к изгибу ее шеи и ямочке у основания горла, потом двинулся ниже и зарылся лицом в ложбинку между ее грудей, приподнятых корсетом, вдыхая пьянящий запах ее духов.
— Шери, — прошептал Родерик и, обхватив ладонью ее грудь, снова приник губами к ее губам в жадном и жарком поцелуе.
За дверью послышался легкий шум шагов. Дверь распахнулась, и в комнату впорхнула женщина. Родерик разжал объятия и, продолжая удерживать Мару одной рукой, повернулся лицом к нежданной гостье.
Женщина остановилась. На ней был дорожный костюм из великолепного бархата цвета морской волны, облегавший, как перчатка, ее высокую стройную фигуру. Задорная шляпка с белым страусовым пером высоко сидела на зачесанных кверху золотистых волосах. Она прятала руки в огромной — не меньше постельной подушки — бобровой муфте, а рядом с ней трусила на поводке маленькая комнатная собачка. Завидев Родерика, собачка немедленно нырнула под юбки своей хозяйки в поисках убежища.
— Ну, братец, — со смехом воскликнула молодая дама, — если уж ты не нашел другого места, кроме гостиной, чтобы путаться с девками, имел бы совесть хоть дверь запереть!
Железная хватка Родерика ослабла. С нежностью, к которой примешивалась шутливая обреченность, он произнес:
— Дорогая Джулиана, скажи мне, что за тобой гонятся жандармы, тогда картина будет полной.
— Разгневанный отец и надутый пруссак, больше никого. Но что это за приветствие? Я проделала такой путь, а ты даже поздороваться со мной не хочешь!
— А ты ждала охотничьего рожка, бубнов и танцующих медведей? Боюсь, мы тебя разочаруем. Позволь представить тебе эту даму. Ее зовут Шери, за неимением другого имени. Моя дорогая, это моя сестра Джулиана.
Женщины кивнули друг дружке. Джулиана подняла бровь.
— Прелестна, просто прелестна. Но что скажет папа, когда узнает, что ты поселил в доме свою любовницу?
— Она мне не любовница, она не кокотка и не куртизанка, а порядочная женщина и, между прочим, не глухая. Почему бы тебе не обратиться к ней самой?
Джулиана стремительно прошла вперед, виновато улыбаясь, и протянула руку Маре.
— Я сказала что-то не то? — спросила она, по-прежнему обращаясь к брату. — Извини, ради бога. Это от неожиданности.
— Ничего страшного. Но скажи, я правильно понял? Ты сбежала из дому? Или за тобой гонится еще чей-то отец?
Мара была рада их перепалке; это дало ей возможность прийти в себя. Джулиана беспечно рассмеялась.
— Ты мне положительно нравишься! Нет-нет, не чей-то разгневанный папаша, жаждущий отомстить за своего поруганного сыночка. Я сбежала из дому, вылезла через окно своей запертой на ключ комнаты, ушла от погони и бросилась за помощью к родному брату. Разве это не романтично?
— Захватив с собой тявкающего пекинеса и несколько сундуков с нарядами, одетая в свой самый элегантный дорожный костюм, — заметил Родерик.
— Ну, не самый элегантный, — возразила Джулиана, оглядев себя, — но приемлемый.
— Ты уверена, что наш досточтимый родитель не оставил для тебя незапертую дверь?
Джулиана уставилась на него в гневе:
— Уж не хочешь ли ты сказать, что он сам позволил мне сбежать?
— Ты же здесь, разве не так? Если бы не его воля, тебе ни за что не удалось бы пересечь границу Рутении.
— Как это на него похоже! Но почему?
— Полагаю, ответ на этот вопрос может зависеть от пруссака.
— От Эрвина? Но папа в нем души не чает! Ублажал его соколиной охотой, сладостями, лучшим вином, обрушивал на него водопады своих баек. Одним словом, обращался с ним как со своим зятем, собирался преподнести в подарок кронпринцу свой самый драгоценный бриллиант. Меня!
— Насколько я понял, ты намерена отклонить эту честь?
— Вот именно.
— Наш король — хитрый боярин. Может быть, он вовсе не жаждал отдавать свою… гм… драгоценность, но при этом не хотел обидеть Пруссию?
— И поэтому он прочитал мне проповедь о долге и о радостях материнства? Только представь: я должна стать матерью кучи лысых ребятишек!
— Лысых? Твой пруссак к тому же еще и лыс? — засмеялся Родерик.
— Или бреет голову. Мне было не особенно интересно это выяснять, — рассеянно хмурясь, отозвалась Джулиана. — К тому же он великан. Будь прокляты все мужчины, особенно играющие в политику. Почему папа не мог прямо мне сказать?
— Он щадил твои чувства. Ты бы на него обиделась, если бы заподозрила, что он не хочет выдавать тебя замуж за прусского кронпринца не из отцовской заботы, а потому, что Пруссия имеет привычку поглощать страны помельче. Он не мог рисковать. Ты бы наздо ему начала поощрять лысого великана.
— Я не так глупа!
— Нет, но, к сожалению, чертовски легкомысленна. Ты же не станешь этого отрицать?
— Именно это, — злорадно сообщила брату Джулиана, — отец всегда говорит о тебе.
— В самом деле? — грозно нахмурившись, осведомился Родерик.
Мара почувствовала, что назревает грандиозная ссора, и торопливо вмешалась:
— Если я вас правильно поняла, Джулиана, ваш пруссак сейчас идет по вашим следам?
— Эрвин не блещет умом, но в упорстве ему не откажешь. Если он узнает, куда я направилась, он последует за мной.
— Тем более что ты любишь путешествовать с пышностью…
— У меня было всего двое верховых и два лакея на запятках, да еще моя горничная и сопровождающий в багажной карете.
— Почему было не привязать бубенчики к карете и не нанять глашатая, загодя возвещающего о твоем прибытии? — усмехнулся Родерик.
Джулиана втянула в грудь побольше воздуха для достойного ответа, но тут ее внимание привлекло движение в открытых дверях. В дверь вошел озабоченный и хмурый Лука. Пе-кинес залаял, еще глубже спрятавшись под юбки хозяйки. Она наклонилась и подхватила собачку, приговаривая:
— Тихо, Софи, тихо.
Стараясь не глядеть на Джулиану, Лука обратился к Маре:
— Багаж госпожи был выгружен, как приказано, и внесен в дом. Но возникли трудности с ее размещением.
— Какие? — спросила Мара.
Лука еще больше смутился.
— Как выяснилось, в Париже она всегда пользуется апартаментами, которые мадемуазель… Дело в том, что…
— Я поняла, — сказала Мара. — В таком случает мои вещи следует вынести.
В тот же самый момент заговорила Джулиана:
