— Какие? — спросила Мара.
Лука еще больше смутился.
— Как выяснилось, в Париже она всегда пользуется апартаментами, которые мадемуазель… Дело в том, что…
— Я поняла, — сказала Мара. — В таком случает мои вещи следует вынести.
В тот же самый момент заговорила Джулиана:
— В этом крыле имеются и другие апартаменты. Мне подойдут любые — было бы где голову преклонить.
Родерик покачал головой:
— Какое благородство! Я был бы тронут до слез, если бы мне не было достоверно известно, что преклонять голову ты предпочитаешь на пуховой подушке в шелковой наволочке, желательно с монограммой.
Не обращая на него внимания, Мара продолжала:
— Я ни в коем случае не займу ваше место.
— Еще одна благородная дама, — заметил Родерик, обращаясь к Луке.
— И я — ваше, — столь же решительно ответила Джулиана.
— Я вас уверяю…
Джулиана повернулась к Луке:
— Скажите этой дуре — моей горничной, чтоб перестала суетиться и внесла мои вещи в любую удобную спальню.
Лука поклонился.
— Я вызову слугу и передам ваше поручение.
— Благородство по-цыгански, — пробормотал Родерик.
— О, — воскликнула Джулиана, пристально глянув на высокого черноволосого мужчину, и повернулась к брату, — какие странные порядки ты тут завел! Любовница, которая любовницей не является, и гость, ночующий во дворе!
— К этому списку я должен добавить родственницу, которой постоянно приходится напоминать о хороших манерах. И он представил свою сестру цыгану.
Джулиана протянула руку Луке:
— Это я от усталости несу чепуху. Вы примете мои извинения?
У нее была теплая, заразительная улыбка и непринужденные манеры, начисто лишенные высокомерия. Лука поднес ее руку к губам, встретился взглядом с ее сверкающими голубыми глазами, и на лице у него появилось ошеломленное выражение, словно его оглушили тяжелым ударом в челюсть.
— Всем сердцем, ваше высочество, — ответил он.
Только теперь Мара сообразила, что эта девушка, державшаяся так просто и даже фамильярно, — самая настоящая принцесса. Надо было сделать реверанс, когда их знакомили. Но теперь уже было слишком поздно.
— Возможно, мне удастся уговорить вас проводить меня в мою комнату? — спросила она у Луки. — Не то чтобы я боялась споткнуться в коридоре, но здесь очень темно. Ветер такой, что половина свечей в жирандолях погасла, а их и так было слишком мало. В этих старых домах вечно не хватает света.
— Я жду ваших распоряжений, — Лука отвесил ей самый церемонный поклон, на какой только был способен.
— Но не приказов? — Джулиана послала ему обольстительный взгляд исподлобья.
— Мне никто и никогда не приказывает.
— Смелое заявление. Я восхищаюсь силой духа в мужчинах.
Они вместе вышли за дверь.
— Минутку! — окликнул их Родерик. Повернувшись к Маре, он тихо сказал: — Если нагрянет пруссак, боюсь, как бы нам не пришлось извлекать цыганский нож у него из спины.
Мара согласилась, но ее мысли были заняты другим: она исподтишка следила за Родериком. Он поднес ее руку к губам и поцеловал ладонь.
— В любом случае, — продолжал он, — вы, похоже, потеряли вашу тень, вашего верного рыцаря. Вам жаль?
— Вряд ли его можно было так назвать.
Лука и Джулиана стояли в дверях. Они разговаривали, смеялись, не замечая ничего и никого вокруг.
— Худо-бедно, но он все-таки исполнял эту роль. Однако он чувствителен к женской красоте, наш Лука. Впрочем, не он один. Я тоже, кажется, подвержен этой слабости, простительной для мужчин, но в данном случае неразумной.
— Почему вы так считаете?
Принц крепко сжал ее руку, но она видела по его глазам, что сейчас он отошлет ее прочь.
— Я чувствую в вас невинность, обмануть которую было бы непростительным грехом. Вы меня за это возненавидите, если, вернув себе память, обнаружите, что вы чья-то любящая жена или невеста.
Он не хотел оставить ее у себя, думая, что она не знает, кто она такая. А если бы она сказала ему правду, он бы ее и вовсе прогнал. В сложившейся ситуации заключалась своя ирония, но сейчас Мара была просто не в состоянии ее оценить.
— Вы ошибаетесь, — вот и все, что она могла сказать.
— Уж лучше я ошибусь, чем вы проведете остаток жизни в горьких сожалениях. — Она вновь собиралась возразить, но он повысил голос: — Шери проводит вас обоих и пожелает спокойной ночи.
Гвардия изнывала от скуки. После визита в театр накануне вечером телохранители принца наняли пару кабриолетов и устроили гонки взад-вперед по Новому мосту. Четыре «ночные бабочки», подхваченные ими где-то по дороге, визжали от ужаса. Потом гвардейцы пригласили выпить пару охранников из Протокольного корпуса, приставленного к королю Луи Филиппу, и по ходу попойки вытянули из них все, что им было известно о привычках, предпочтениях и передвижениях французского короля. Появление Джулианы несколько оживило свиту принца, но, поскольку сразу после завтрака она отправилась за покупками, оживление оказалось недолгим.
Они валялись на полу в длинной галерее, где раньше отрабатывали акробатические упражнения, но даже акробатика их больше не увлекала — главным образом потому, что Мара со смехом отказалась быть их ученицей, заявив, что у нее слишком много работы. Ближе к полудню она принесла им поднос с яблочными пирожками и кофе, но больше ничего не могла придумать, чтобы развеять их тоску.
— Что нам нужно, — заявил Михал, уставившись на пламя огромного камина, — так это война. Не большая, а локальная — так, парочка-другая славных стычек.
— Да, — со вздохом поддержал его Этторе, — такая, чтобы захватить парочку-другую деревень, и желательно, чтобы там было побольше хорошеньких девиц.
— Ну хотя бы смазливых, — уточнил Жорж.
— Ну хотя бы не совсем дурнушек, — согласился Жак.
— Замужних. Не девиц, а скучающих без мужского внимания жен. Помню, как-то раз… — начал было Этторе.
— Гм, — многозначительно откашлялся Михал, и граф, бросив виноватый взгляд на Мару, сидевшую с рукодельем в кресле у камина, умолк.
— Всюду бунты, волнения, восстания… В Польше, в Парме, в Венеции, в Вене, в Берлине, в Милане и в Риме, — недовольно проворчала Труди. — Ну почему, когда вся Европа охвачена революциями, мы должны торчать в Париже?
— В Париже! — простонали все хором.
— Почему бы вам не сыграть в кости? — сочувственно предложила Мара.
— Нам ни выигрывать, ни терять нечего, — признался Жорж.
Жак перевернулся на живот у ног Мары и поднял на нее взгляд.
— Вот если бы вы предложили приз, скажем, поцелуй…
— Отлично, братец, отлично! — воскликнул Жак, приподнимаясь на локте с внезапно пробудившимся интересом.
