Расправив юбки платья, в которое только что переоделась, Олимпия отправилась в библиотеку, чтобы посидеть в тишине и выпить немного вина перед сном. Войдя в комнату, она увидела Брента, сидевшего в кресле перед догоравшим камином. Наклонившись и уперевшись локтями в колени, он напряженно всматривался в стакан, наполовину наполненный бренди. Олимпия тихо прикрыла за собой дверь, взяла бокал с вином, к которому не терпелось приложиться, и опустилась в кресло напротив. Граф по-прежнему был бледен, но теперь выглядел так, словно хотел опорожнить желудок.
– Моя мать – настоящее чудовище, – тихо сказал он, не отрывая взгляда от бренди.
– Она поступает ужасно. Но вдруг она просто больна, то есть ненормальная? – предположила Олимпия. – Возможно, в ней какой-то изъян от рождения. У нее в глазах холод и пустота, мне даже трудно заглянуть в них.
– Генри сказал, что у меня такие же глаза. – Брент наконец взглянул на Олимпию и не обнаружил в выражении ее лица того, чего опасался, – не увидел ни отвращения, ни страха. – Вы переоделись? – пробормотал он, сообразив, что испытал удовольствие, когда увидел ее в наряде мужчины.
– Та одежда пропахла городом, а мне захотелось почувствовать свежесть и избавиться от вони того жуткого места. А теперь про ваши глаза. – Она прищурилась, когда Брент тихо засмеялся при такой резкой смене темы. – У вас такой же цвет глаз, как у нее, в чем нет ничего удивительного. Но вы с ней совершенно разные. Когда я смотрела в ее глаза, в них не было никаких эмоций, не было глубины – только холод и твердая решимость заставить меня поверить в ту ложь, которую она говорила про вас. У нее даже в голосе холод; при этом совершенно не важно, что она изо всех сил старается держаться корректно. – Олимпия пристально посмотрела на графа и добавила: – Такого холода у вас в душе нет.
– Вы настолько уверены?..
– Я знаю. У меня, может, нет той чувствительности, какая есть кое у кого из моих родственников – у Артемаса, например, – но я все равно почувствовала бы что-нибудь в этом роде. Артемас тоже не заметил в вашей душе холода. У него вышла небольшая стычка с вашей матерью в прошлом году, в парке, куда он вывел детей поиграть. Ей очень не понравилось присутствие большого количества громогласных детей во время ее вечернего моциона. Она гуляла в сопровождении того рослого слуги. И Артемас, стоя рядом с ней, почувствовал себя так, словно его окунули в ледяное море.
– Вы верите, что во мне этого холода нет? А вдруг он притаился где-то в закоулках моей души?
– Не думаю. По правде говоря, мне кажется, что вы чересчур многое принимаете близко к сердцу… и принимаете слишком часто.
Олимпия улыбнулась и отпила вина, а Брент, нахмурившись, посмотрел на нее вопросительно, затем пробормотал:
– Что же мне с ней делать?.. Ее надо остановить, но так, чтобы не разрушить мою семью и не навлечь позор на всех Малламов.
– Я уверена, мы что-нибудь придумаем.
– Опять это «мы»!
– Да, опять. Пока у нас есть только ее слово против слова детей и тех людей, которые управляли этим домом. Вполне вероятно, это поможет подпортить ее репутацию и лишить ее связей с некоторыми аристократами. Но этого недостаточно, чтобы окончательно ее победить и полностью лишить власти. У нее в обществе очень прочное положение.
– А у меня положение ее распутного и никчемного сына, который отдает дань всем грехам, свойственным мужчинам.
– Ну, не всем, конечно. По-моему, она еще не обвинила вас в излишней робости и застенчивости.
Брент чуть не поперхнулся бренди, которого только что отпил. Откашлявшись, он криво усмехнулся:
– Ужас, что вы говорите, Олимпия.
– Боюсь, иногда у меня мысли со словами не расходятся. – Она засмеялась. – И это одна из тех причин, по которым я редко выезжаю в свет. Некоторым людям кажется, что необузданная часть моей натуры проявляет себя чересчур откровенно.
– Могу представить… Итак, что будет со всеми этими детьми, которых вы привезли сюда?
– Многих из них родители не продавали, их просто выкрали. Эти желают, чтобы их отправили домой. Я так и сделаю, если они действительно этого хотят, но при этом снабжу деньгами – на случай если в семьях их встретят без особого радушия. Тогда пусть возвращаются ко мне. Грустно думать об этом… Ведь они ни в чем не виноваты. Но люди будут жестоко осуждать их. Те же, кого продали родители, не хотят возвращаться к ним, что вполне ожидаемо. С этими что-то нужно делать. Ваши братья будут жить при вас. Остается только малыш Генри, о котором следует позаботиться.
– Мы должны сообщить его отцу, что он у нас.
– Верно, должны. Но, возможно, нам стоит выяснить, почему мать мальчика решила продать его и почему ваша мать была так заинтересована в нем. А уж потом сообщим о нем маркизу. Кстати, вы с ним знакомы? Мне это имя знакомо, но вспомнить его я не могу. Следовательно, мы с ним не встречались. Но я много слышала о нем от тех, кто с ним общался.
– Я лично с маркизом не знаком, но припоминаю какой-то скандал, связанный с ним. Он женился на простолюдинке, чем вызвал жуткое неудовольствие всего общества. Рассказывали, что его семья тоже негодовала и чуть ли не отказалась от него. А потом жена родила ему сына.
– Да, Генри… И все его простили, потому что свершилось главное – на свет появился наследник.
– Не совсем, но близко к тому. Слухи же начались с того, что его жена, дочь мясника из соседней с поместьем маркиза деревни, не вполне в себе и очень странная. А сам маркиз почти перестал появляться в обществе. Тот известный нам теперь факт, что она продала единственного наследника мужа за какие-то десять гиней, лишь подтверждает слухи о ее «странностях». Что же касается интереса моей матери к мальчику… Так ведь у нее в руках оказался наследник! Вдобавок ей стала известна ужасная тайна о жене маркиза и его сыне. Возможно, она собиралась «найти» труп ребенка, как только за него объявят награду. Кстати, награду уже, может быть, и объявили. Так что повезло, что мы нашли его живым.
– Ваша мать – коварная женщина, но неужели вы всерьез думаете, что она могла убить ребенка?
– Если бы она вернула Генри отцу, мальчик сразу указал бы на нее и выяснилось бы, что моя мать совсем не та, за кого себя выдавала. Так что она могла бы пойти на любое преступление – я в этом не сомневаюсь. Приходится принять горькую правду.
– Мы немедленно отправим письмо маркизу, но не сообщим ничего конкретного, что позволит заявить, что мы ничего не знаем о мальчике, – на случай если его отец окажется человеком недостойным. Однако я не думаю, что до этого дойдет, потому что Генри хочет вернуться к отцу. Более того, мальчик очень переживал и удивлялся, что отец не приходил за ним. – Она похлопала Брента по руке. – Мы победим, поверьте. Это займет больше времени, чем хотелось бы, но мы победим. А теперь вы должны сосредоточить все ваши умственные способности на том, как вырвать когти у кошки.
