Удовольствие от похвалы разлилось по телу, согревая сильнее самого яркого солнца.
— Вы считаете, что я многое могу предложить?
Он покраснел… на самом деле покраснел, взволнованно потер ладонью губы и быстро, порывисто кивнул:
— Да, конечно. Ричард всегда так высоко вас ценил. А при том количестве никчемных и ничтожных людей, которыми нынче так и кишит общество, необходим приток свежей крови.
Она смешливо фыркнула, прежде чем зажать рот ладонью.
— Не могу поверить, что вы это сказали.
— Вы не согласны?
— Конечно, согласна. Просто не могу поверить, что вы облекли это в слова.
Они улыбнулись друг другу. Напряжение, копившееся между ними, растаяло. Несколько секунд оба молчали. Потом Бенедикт откашлялся и жестом попросил ее идти дальше.
— Но может, вы хотите вернуться?
— Нет, пойдем дальше. Еще рано.
В ее сердце бурлила радость. Как приятно идти рядом с ним. И тишину леса нарушали только звуки их шагов по тропе и иногда — птичье пение. Ощущение было такое, словно они уже гуляли вместе, просто наслаждаясь обществом друг друга.
— Спасибо за то, что сказали это, — тихо сказала она.
— Что именно?
— Что мне есть что предложить. Понимаю, я не идеальный пример женственности.
— Благодарите Господа за это. Вы действительно хотите стать идеалом женственности в обществе?
Эви хихикнула. Теперь он начал ее понимать!
— Ни в малейшей степени. Пусть я остаюсь в меньшинстве. Но вполне довольна своей судьбой. Однако моя не совсем обычная натура имеет свойство навлекать на меня неприятности. Например, когда я, сама того не желая, называю незнакомого человека олухом.
Бенедикт усмехнулся:
— Признаюсь, что для меня это стало совершенно новым впечатлением.
Засмотревшись на него, она не заметила камешка на дороге, пока не споткнулась. Он мгновенно схватил ее за локоть, чтобы удержать на месте. Не ожидавшая такого, Эви ахнула. Их взгляды на мгновение встретились, и она улыбнулась, прежде чем устремить глаза на тропинку.
Бенедикт не отпустил руку. Наоборот, крепче сжал пальцы на ее локте. Она проглотила смешок. Оба они взрослые люди. Если он хочет поддержать ее под руку, это вполне приемлемо. И никому, кроме нее, нет до этого дела, зато она каждой частицей тела ощущала присутствие Бенедикта, идущего рядом с ней.
— Значит, вы действительно счастливы? — тихо спросил он. — И больше ничего не хотите от жизни?
Ее несчастный затуманенный мозг пытался что-то придумать, но сердце билось слишком часто.
— Пока что я наслаждаюсь всем тем, что уже присутствует в моей жизни.
Это было абсолютной правдой. Она могла провести с Бенедиктом целый день и быть счастлива.
Тропинка сузилась, и им пришлось придвинуться ближе друг к другу. Пряный аромат его одеколона смешивался с запахами земли и мха.
Он поднял брови.
— Тем, что присутствует в вашей жизни?
Она остановилась. Он последовал ее примеру, и они повернулись друг к другу. Она сразу поняла, что они стоят ближе, чем позволяют приличия. Но никто не шевельнулся. Она облизнула губы и кивнула:
— В основном.
Почему так трудно думать, когда его рука сжимает ее локоть? Такая сильная, теплая и уверенная…
Деревья над ними шелестели от ветра, и солнечные пятна танцевали на его широкой груди и плечах.
— В основном? — переспросил он, и глубокий бархатистый голос был словно ласка. Бенедикт слегка склонил голову набок, не отрывая от нее взгляда.
— Чего же не хватает в вашей жизни?
Только вчера она заверила бы, что вполне довольна всем. Так почему ее столь долго дремлющее сердце неожиданно восстало против такого ответа? Желание, подобного которому она не знала, змеей свернулось внутри. Она открыла рот, чтобы ответить, но с губ не сорвалось ни слова. Наконец она просто покачала головой. Сейчас невозможно об этом думать. Она не сумеет ответить ему, потому что сама не знает ответа.
У Эви кружилась голова от его манящего аромата. Прядки волос, выбившиеся из прически, трепетали на ветру. Бенедикт так естественно, словно делал это много раз, коснулся этих прядей. Кончики его пальцев скользнули по ее щеке, он заправил локон ей за ухо. Она стояла абсолютно неподвижно, хотя по спине и рукам ползли мурашки. Пришлось употребить всю силу воли, чтобы не прижаться щекой к его ладони.
— И нет такого, чего вы хотели бы? — допытывался он едва слышным шепотом.
Она молча смотрела на него, одолеваемая новыми, восхитительными ощущениями, согревавшими ее. Она совсем потерялась в бархатных глубинах этих глаз…
Эви против воли качнулась к нему и подняла подбородок. Ноздри Бенедикта слегка раздулись. Похоже, он не остался равнодушным к ее близости. У Эви подкосились ноги, но вместе с тем она вдруг осмелела. Вместо ответа она медленно покачала головой.
Он опустил голову ровно настолько, чтобы она почувствовала щекой жар его дыхания. Его грудь быстро вздымалась, предательски выдавая все, что он чувствует. Но Эви не отстранилась… не теперь, когда их губы разделяло всего несколько дюймов. Неужели ее ждет первый настоящий поцелуй?
— Совсем ничего? — пробормотал он, проводя ладонью от ее плеча вниз по руке.
Она сглотнула и посмотрела на его губы.
— В этом мире не существует совершенства, мистер Бенедикт.
«Если бы я сказала вам, чего хочу, все равно это выглядело бы неправдоподобно. Но, клянусь, мои мечты невещественны, хотя я уверена, что вы уже это знаете. Можете ли вы угадать, чего хочет дочь маркиза?»
Из писем Эви Хастингсу
Слова не сразу проникли сквозь туман желания, окутавший мозг Хастингса.
— Мистер?
— Бенедикт, — тихо поправилась она. — В этом мире не существует совершенства, Бенедикт.
Но было поздно. В одно мгновение он вернулся к реальности. Он не Бенедикт, а она — не его Эви. На какую-то минуту он забыл, кем она его считает. Забыл роль, которую играет и, как бы сильно ни хотел, чтобы все кончилось по-другому, не мог изменить прошлого, как не мог и разорвать ту паутину, в которой сейчас запутался. Пропади все пропадом. Как он мог так забыться? Позволить себе настолько увлечься?
Он сделал крошечный шажок… назад. Всего несколько дюймов… но эмоционально расстояние было куда больше.
— Вы абсолютно в этом правы, миледи.
Эви недоуменно захлопала ресницами. Между бровями снова появилась крошечная морщинка, и Бенедикт проклял себя. За то, что с самого начала подошел так близко.
Пытаясь смягчить боль от внезапного отчуждения, он слегка улыбнулся:
