– Что еще за гадость вы придумали?
– Почему гадость? Я готов уступить вам собственную усадьбу. По сходной цене. Не отказывайтесь, Андрей Петрович. Лучшего подарка к свадьбе трудно придумать. Думаю, Наталья Александровна будет довольна.
– Вы готовы уступить мне вашу развалюху? – рассмеялся Андрей.
– Прекрасное имение – лес, угодья, недорого возьму.
– Побойтесь Бога, Андрей Платонович! От вашего леса остались одни щепки, а от угодий – пыль. Знаете ли, да ваше имение даром взять – оскорбление для приличного человека.
– Но можно все поправить, отремонтировать. Выйдет прекрасное семейное гнездышко. А, Андрей Петрович? Только как родственнику.
– Боюсь, вы опоздали со своим выгодным предложением. Свадебный подарок может вскоре не понадобиться. И больше вам не удастся нас шантажировать. Ваше время истекло, господин разоритель уездного дворянства!
– Постойте, Андрей Петрович! – бросился за уходящим Андреем Забалуев. – Куда же вы? Почему не понадобится? Что вы задумали? Постойте, да постойте же…
«Ах ты, черт!» – Забалуев без сил прислонился к стене в коридоре – он был сражен. Все его планы вытянуть деньги, чтобы покрыть долг в казне, рушились один за другим. Забалуев заметался, еще чего доброго Репнин выполнит свою угрозу и упечет его на веки вечные, отправит на каторгу. И тогда все – пиши пропало!
В этот момент он услышал в коридоре шаги. Забалуев отступил в тень – мимо него прошла в гостиную Татьяна. В руке у нее были саквояж и ридикюль – Забалуев вздрогнул. Он как-то видел, что в таком ридикюле Долгорукая возила свои украшения. Задержав дыхание, Забалуев на цыпочках двинулся за Татьяною следом. Он видел, как она поставила ридикюль на столик в гостиной и вышла с саквояжем в прихожую. И тогда Забалуев в один прыжок оказался в гостиной и схватил ридикюль.
– Андрей Платонович, что это вы делаете? – воскликнула только что вошедшая в гостиную Лиза.
– Я? Что? Где? – Забалуев бросил ридикюль на пол.
– Но это же маменькин! В нем она хранит свои украшения!
– Я так и думал, вот и решил проверить закрыто ли на ключ, – брякнул Забалуев.
– Вор! Вор! – во весь голос закричала Лиза.
– Да как вы смеете, Елизавета Петровна, вы что, вы считаете… – засуетился Забалуев.
– Вас выкинут из этого дома прежде нашего развода! Я прикажу исправнику следить за каждым вашим шагом, и, если вы еще раз что-нибудь украдете, он вас тотчас же посадит под арест.
– Я вижу, вы тоже лишились рассудка! Какой исправник, какой арест? И вообще, как вы смеете так разговаривать с законным супругом? Я – ваш господин! Перед Богом и людьми! Извольте быть со мной уважительным и во всем подчиняться!
– А вот это вы, Андрей Платонович, размечтались! Я вас больше не боюсь. Теперь здесь папенька хозяин. А он так просто этого не оставит, вас выкинут из нашего дома!
– Ваш папенька мне не указ, я ваш законный супруг! – в тон ей закричал Забалуев. – Хотите жаловаться? Бегите! Управимся и с вашим папенькой.
– Что это значит? – в гостиную, держась одной рукой за стену, медленно вошел князь Петр. – Кто вы такой, чтобы кричать на мою дочь в ее собственном доме?
– Я? – побагровел Забалуев. – Я ей законный супруг! Венчаный и супругой вашей одобренный!
– Однако это еще не дает вам право обижать ее.
– Он пытался украсть мамины драгоценности, – воскликнула Лиза.
– Наглая ложь! – высокомерно сказал Забалуев.
– Довольно! – прервал его Долгорукий. – Если вы не хотите, чтобы вас тотчас же выставили за порог, умерьте свой пыл и немедленно извинитесь перед Лизой.
– Да за что же? – всплеснул руками Забалуев. – Она меня почти публично оскорбила, выставили вором, и я же еще и должен извиняться? Увольте, Петр Михайлович! Это вы еще должны у меня прощения просить – пораспустили своих дамочек. Одна меня уже оболгала, обвинив в том, что сама и совершила, – дружка вашего, между прочим, любезного, барона Корфа, отравила. Но, слава Богу, есть еще на земле справедливость – меня оправдали! А теперь вторая за меня взялась – в воровстве обвинила. Да есть ли этому предел?!
– Папенька! – расплакалась Лиза. – Да что же это? Неужели же нет на него никакой управы?
– Вот что, дорогой зятек, – едва сдерживая злость, резюмировал Долгорукий. – Я не желаю больше ни видеть, ни слышать вас. Я не могу сейчас прогнать вас, ибо сделанного не вернешь, и вы еще считаетесь мужем Лизоньки. Но имейте в виду – как только я получу Высочайшее согласие на развод, вы и минуты в этом доме не останетесь.
– Что здесь такое, отец? – на шум в гостиную спустился Андрей. И следом потихоньку вышла Долгорукая.
– Все в порядке, – кивнул ему князь Петр, обнимая взволнованную Лизу. – Господин Забалуев уже уходит. – Забалуев осклабился и, изобразив реверанс, направился к двери. Андрей не посторонился, задев его плечом. Забалуев поморщился, но задираться не стал и, втянув воздуху, ужался до той степени, чтобы можно было протиснуться в оставленное Андреем пространство в растворе двери.
– Петруша… – решилась подать голос Долгорукая. – Я уже все собрала, уложила, можно ехать. Остались только детские вещи. Андрюшенька, ты уже разобрался, какие игрушки ты берешь с собой? Лиза, а ты проследила за Соней – взяла ли она карандаши и краски?
– Нет, маменька, – растерялся Андрей.
– Так пойди в свою комнату, поторопись. С ума с вами сойдешь, с озорниками. А ты, Лиза, готова уже?
– Я стараюсь, маменька, – Лиза с грустью посмотрела на отца. – Я обещаю вам, что все проверю. И Соне помогу.
– Хорошо, ступай, ступай, – кивнула ей мать.
– Дети так соскучились по тебе, Петруша, – нежно сказала Долгорукая, проводив Лизу мечтательным взглядом. – В Петербурге ты, видимо, не сможешь уделять им достаточно времени. А они так соскучились по тебе!
– Ты права – сейчас я особенно нужен им.
– Как бы дети не замерзли по дороге в Петербург. Зима все-таки.
– Да уж, не жарко. А что, если отложить нашу поездку до весны?
– Петя, да в своем ли ты уме? У тебя семь пятниц на неделе. Я же все собрала.
– Маша – ты прекрасная мать и верная супруга.
– А я это знаю… – как-то странно улыбнулась Долгорукая и, потрепав мужа по щеке, направилась к себе.
Войдя в комнату, она воровато оглянулась по сторонам и что есть силы сжала кулаки.
– Ненавижу! Ненавижу! – прошипела она в пустоту и вздрогнула – пустота зашевелилась и ожила. – Кто здесь? Кто?
– А не признала, милая? – голосом Сычихи ответила темнота, и тотчас же она сама вышла на свет.
– Какого лешего ты здесь? Кто тебя звал? Хочешь, чтобы собак на тебя спустила? – зашипела Долгорукая.
– А ты меня собаками не пугай! – также шепотом ответила ей Сычиха. – Люди пострашнее собак будут! А вот скоро все узнают в округе, какая ты у нас сумасшедшая! В бароновой погибели проклятие выйдет тебе и всей твоей родне! От невинной крови не отмоешься! Своим безумием не отделаешься! – Сычиха клятвенно подняла руку.
