Брук пересек спальню.
– Сегодня сначала было очень интересно, зато под конец я чуть не умер от скуки. Что толку от всех этих словопрений? Я едва не проговорился о мюзик-холле, ты заметила?
– По-моему, никто не обратил внимания.
"Брук – Стивен, Стивен – Брук. Но это нечестно – сравнивать их между собой! Брук – ее муж, а Стивен – захватчик, вторгшийся на чужую территорию. Какое он имел право тайно передавать ей записки – на основании всего лишь нескольких встреч?"
– Брук, – проговорила она. – Ты меня любишь?
Он не сразу понял, в чем дело.
– Что-что? Ах… ну конечно. – Он снял с полки книгу и стал листать ее, чтобы скрыть смущение. Странный вопрос. Их отношения давно приняли обыденный характер.
Корделия положила руки ему на плечи и заглянула в глаза.
– Я хорошая жена?
– Конечно, дорогая. Ты сомневаешься?
– Не знаю. Наверное, нет. Но мне нравится, когда меня хвалят. Я такая же хорошая жена, как Маргарет?
Он покраснел.
– Разве я когда-нибудь давал понять обратное?
– Нет. Но ты не должен отвечать вопросом на вопрос. Скажи просто – да или нет.
– В таком случае, да. Такая же. Даже лучше.
– Лучше, – Корделия поцеловала мужа. – Я очень рада. А чем я лучше?
– Послушай, что это тебе вздумалось вспоминать Маргарет? Ты уже много месяцев не проявляла к ней интереса. Пусть покоится с миром.
– Странно, что ее бювар до сих пор не найден.
– Какой бювар?
– За которым приезжал Дэн Мэссингтон. Ты что, забыл?
– Его наверняка выбросили. Там не было ничего интересного. Так, несколько счетов…
– Знаешь, – задумчиво произнесла Корделия, – я как-то не могу думать о тебе как о человеке, который уже был женат.
– Вот и хорошо. С какой стати? – он потрепал Корделию по щеке. – Ты даже не была с ней знакома.
– Да, но… Брук, наверное, это очень странно – любить двоих?
Он исподтишка наблюдал за женой, словно пытаясь прочесть ее мысли.
– Ничего странного. Многие женятся во второй раз.
– Ты когда-нибудь вспоминаешь о ней – как вам хорошо было вместе? Обнимая меня, ты никогда не думаешь, что это – она?
– Силы небесные, разумеется, нет! Как тебе только в голову пришло? Слушай, давай ложиться спать. Уже очень поздно, а завтра рано вставать.
– Но если человек полюбил во второй раз, разве он не сравнивает? Я не хочу ловить тебя на слове, но, по-моему, это естественно. Вот ты берешь меня за руку и думаешь: "У Маргарет рука была тоньше… или более пухлой… мягче, тверже…"
Брук молчал, с нетерпением ожидая конца этого монолога.
– Наверное, на твоем месте я бы сравнивала, – смущенно призналась она.
– Знаешь, по крайней мере, чем ты выгодно отличаешься от Маргарет? Когда она плохо себя чувствовала, то несла какую-то жалкую чушь. Не думаю, что тебе следует подражать ей в этом. И вообще, все это глупости. Ты как хочешь, а я ложусь спать.
Наступило продолжительное молчание. Корделия думала: "Тот дневник все еще валяется на чердаке. Может, Брук прав – я действительно становлюсь мнительной и придираюсь к нему? Но ведь это только сегодня – потому что очень красивый, блестящий мужчина… Да и что мне за дело до Маргарет? Пожалуй, Брук прав: нужно выбросить это из головы".
– Брук?
– Да?
– Я напрасно к тебе пристаю?
– Не знаю. Может быть, это естественное любопытство.
– Скажи – после смерти твоей матери отец больше не помышлял о женитьбе?
Он беспокойно заворочался под одеялом.
– Откуда мне знать? Я к нему в душу не заглядывал. Нет, он как будто никем не интересовался. Что ты хочешь – ему было пятьдесят шесть лет.
Корделия еще долго лежала, не в силах уснуть. Она помолилась, испрашивая у Господа здравого смысла и душевного покоя. Помолилась за Стивена – чтобы Бог даровал ему силы справиться с пагубным увлечением, оставить ее в покое и жениться на хорошей девушке. И пусть они будут счастливы.
Мать научила ее заканчивать каждую молитву так: "И да пребудет надо мной Твоя воля!" Обычно эти слова давались Корделии тяжелее всего, но сегодня она нашла в них утешение, и это был тревожный признак.
Несмотря на молчаливое неодобрение мистера Фергюсона, Корделия продолжала регулярно – примерно три раза в неделю – навещать свою родню. Если срезать угол и идти полями, получалось недалеко, и она часто ходила пешком – еще один повод для недовольства мистера Фергюсона. Но являться в родительский дом в карете казалось ей неприличным.
Стоял погожий апрельский день, и Корделия с нетерпением высматривала кругом первые признаки весны. Не успела она далеко отойти от Гроув-Холла, как увидела впереди Стивена Кроссли.
Корделия вздрогнула и стала лихорадочно соображать, как бы уклониться от встречи. Но он подошел и снял шляпу, и она тотчас поняла, что это не простая случайность.
Стивен похудел и утратил часть своей живости. Корделии стало ясно: он не притворяется. Это в какой-то мере даже шло ему. У него была красивая лепка лица, а полнота ее скрадывала.
– Можно мне пройтись с вами?
– Если хотите.
Они молча шли по тропе. Напряженная тишина грозила в любой момент взорваться. Наконец он спросил:
– Вы возненавидели меня за то, что я вас люблю?
– Нет.
– Значит, мне можно любить вас?
Корделия облизнула пересохшие губы.
– Разве я могу этому помешать?
– А вам бы хотелось?
– Так было бы лучше для всех.
– Почему? Я не понимаю.
– Потому что это делает вас несчастным. И меня. И Брука – если он узнает.
– Все зависит от того, какой образ жизни кажется вам предпочтительнее. Что для вас важнее – тишина и покой или полнота чувств, азарт, желание плыть против течения? Да, я несчастлив, но не хотел бы ничего менять. Предпочитаю жить полной жизнью – даже если моим надеждам не суждено сбыться. Все равно с тех пор, как я узнал вас, я стал богаче.
– Зачем вы так говорите?
– Потому что это правда.
– Стивен, ведь вы меня не знаете. Да если бы и знали… это не поможет.
– Вы только что сказали, что несчастны из-за меня. Значит, я вам небезразличен. Ведь правда?
– Я замужем за Бруком. Больше мне нечего сказать.
– Несмотря на мои чувства? И… ваши?
– Да. Я вам уже говорила.
– Если бы вы любили меня… все равно остались бы с Бруком?
– Да.
Он глубоко вздохнул.
– Я вам не верю.
– Вы должны.
Он немного помолчал.
– Ну хорошо.
Некоторые молодые деревца уже стояли окутанные зеленоватой дымкой. Щебетали птицы. Корделия ничего не замечала.
Он вдруг спросил:
– Вам меня жалко, да?
– Мне жаль, но не вас, а что так случилось.
– И все?
– Мне бы не хотелось жалеть кого бы то ни было. Вас – в последнюю очередь.
