— Временно живу здесь. — Она не могла достать деньги и на номера и на водительские права.
Он вернул ей права обратно. — Если Вы собираетесь здесь жить, то Вам необходимы новые номера и водительские права, или получите вид на жительство.
Она положила свои права назад в сумочку. — Да, я, конечно, так и сделаю. — Как только выиграю в лотерею.
— Мне придется конфисковать транспортное средство.
Ее ангел-хранитель взял выходной, что ли? Или насовсем бросил это гиблое дело? И не сидит ли он сейчас, рассказывая другому ангелу, насколько невозможным был его последний случай?
— Вы шутите, — заявила Мадди, хотя знала, что это не так.
— Чтобы получить ее назад, Вам необходимо прежде всего починить глушитель, и заплатить налоги на буксирование и арестованное имущество. Налог на арестованное имущество составляет пятьдесят долларов в день, так что чем быстрее Вы решите этот вопрос, тем лучше для Вас.
Что за парень.
Даже не предложил ей помочь ей с вещами. Вместо этого, он стоял и смотрел, как она вытащила клетку с Хемингуэем и один из своих чемоданов. Ей придется попозже забрать остальное. Когда, нет, если она вернет себе машину.
Он неохотно предложил отвезти ее куда-либо, что только напомнило ей о том, что она абсолютно не знала, куда ехала. — Нет, спасибо. Вы мне уже очень помогли.
Никакой реакции. Разве этот робокоп не понял, что она сказала это саркастически?
Приехал эвакуатор.
Мадди села на свой чемодан и смотрела, как одну сторону ее машины подняли, и всю ее повезли вдоль по улице, обсаженной деревьями.
Коп уехал вслед за эвакуатором, и она осталась одна в темноте смотреть на дома, полные людей, живущих нормальной жизнью.
Хемингуэй издал тоненькое, испуганное «мяу», что напомнило ей о своей несостоятельности, в качестве матери.
— Прости меня, Хемингуэй. Тебе бы жить с какой-нибудь миленькой старушкой, есть дорогой кошачий корм и спать на матрасе с комками.
Он снова мяукнул в знак согласия.
Мадди поднялась, повесила через голову на плечо сумочку, в одну руку взяла клетку с Хемингуэем, а в другую — чемодан и пошла по направлению к радиостанции.
Пройдя один квартал, она остановилась, поменяла руки, и продолжила свой путь.
Через два квартала, она ощутила легкое потрескивание над головой. Сначала медленно, потом оно стало быстрее. Она остановилась и посмотрела вверх на ветви деревьев. Что-то упало ей на лицо, что-то мокрое и холодное.
Дождь.
Энид сидела на краю постели и обгрызала кожицу вокруг ногтей. Что, черт возьми, ей делать теперь? Позвонить Элу, вот что. Жизнь неплоха, когда за секс платят сто баксов.
Иногда, если клиент вырубался, она получала много больше. А если клиент был широко известен, особенно в политике, то можно было его шантажировать.
Нет, это было совсем неплохо.
Бум, бум.
Кто-то забарабанил в дверь.
Ее младшая сестричка вернулась домой? Она надеялась, что это не так.
Мадди. Она всегда ожидала слишком многого от Энид, больше, чем Энид могла бы ей дать. Было недолгое время, когда Энид хотела порадовать сестренку, пыталась жить по ее смехотворным, идеализированным законам.
Но это было не для Энид. Она там просто задыхалась.
Бум. бум.
— Мадди!
Мужской голос
Энид спрыгнула с кровати, спустилась по лестнице, попутно наступив на то, что устроила раньше, и отперла дверь.
Эдди Берлин.
Ну и ну.
Стоял и моргал под светом фонаря.
Такой же красавчик, как всегда. Она бы его обслужила бесплатно в любое время.
— Где Мадди?
— Эдди, верно?
Она приняла сексуальную позу, одна рука на двери, одна голая нога поднята и пальчики вытянуты.
Одного взгляда на него хватило ей, чтобы возбудиться. Она бы занялась им прямо тут на крыльце. Тогда эта старая идиотка Эвелин будет иметь повод пошипеть.
Берлин не был ее обычным типом. Она любила парней, которые занимались спортом, которые были больше развиты физически, нежели умственно. Она предпочитала горячих и глупых мужчин.
Эдди не принадлежал к этому виду. Он был больше интроспективным. Более умным. Но что бы это ни было, она жаждала скинуть трусики и задрать подол.
Эти глаза. Господи, эти глаза. Она уж и забыла, какой сексуальные зов исходит от него.
На мгновение он хмуро посмотрел на нее. — Иден? Или Вы Энид?
Ублюдок. Вонючий ублюдок. — Ты что, не помнишь имен тех женщин, с которыми трахался?
Он отступил, помотал головой, как если бы чего-то не расслышал. — Да, я помню тебя.
Но он не помнил, что спал с ней, поняла Энид. Вероятно потому, что он никогда с ней не спал.
Он искал Мадди. Зачем он искал Мадди? Чего он хотел от нее?
С ее обыкновенным лицом, простым телом и незамысловатым образом жизни? Насколько она знала, сестренка была девственницей, которая берегла себя неизвестно для кого.
Разве ее сестренка переспала с Эдди Берлином? Эта мысль привела ее в ярость.
Сука. Подлая, мелкая сучка.
— Моей сестры здесь нет, но есть я.
Он даже не моргнул, даже не показал, что заметил ее. Он был слишком занят, пытаясь осознать собранную информацию, слишком занят, разглядывая захламленную комнату за ее спиной.
— Ты с Мадди тоже переспал? — спросила она.
Он потянулся к ней. Но вместо того, чтобы схватить ее так, как она того хотела, он взял ее за руку и протянул ее на три шага, входя за ней внутрь.
— Мадди! — Он прошел прямо к лестнице.
Было очевидно, что он бывал здесь раньше, знал планировку дома.
Энид рывком закрыла дверь позади него. — Ее здесь нет. Я ее вышвырнула.
Он резко повернулся. — Ты вышвырнула свою собственную сестру?
— Прекрати говорить о Мадди. Меня уже тошнит при упоминании ее имени. — Она была так зла, так возмущена этим отсутствием внимания с его стороны.
Он не хотел ее.
Но он захочет.
Она кинулась к нему, обхватила его руками, прижимаясь грудями к мягкой ткани его футболки, твердости его груди, обхватывая ногой его бедро. Она терлась об него. — Забудь о ней.
Она трогала его рукой через джинсы, ласкала его, пытаясь вызвать эрекцию. Она не собиралась позволить ему еще раз оттолкнуть ее.
Он издал горловой звук, выражая свое отвращение. И тут же оттолкнул ее, почти сбив с ног.
Она зашаталась, но удержала равновесие и стала ровно. — Тебя что, кастрировали или?
— Где Мадди?
— Убирайся отсюда!
— Говори мне, где Мадди.
— А мне-то откуда знать, черт возьми?
— Ты, что говоришь, что выкинула сестру и даже не знаешь, куда она могла пойти? И есть ли у нее, куда идти?
