— Я одета неподходяще для верховой езды.
Она указала на свое цветастое платье, выражая тем неискренний протест.
Лучшая и здравая часть натуры Томаса предпочла бы не видеть томление в ее взгляде, которому она пыталась противостоять. Это добавляло нежелательную сложность в их отношения.
Он спокойно спросил:
— Вам станет легче, если я скажу, что это не просьба, а распоряжение виконтессы?
«Томас, дорогой, почему бы тебе не предложить леди Амелии покататься верхом? Не могу представить, что бедная девочка сидит в четырех стенах целый день», — вспомнилось ему.
Амелия встала, и он отметил, что движения ее были грациозными, как у балерины. Поддержка его матери и желание побыть на свежем воздухе — от такой комбинации она, по-видимому, была не в силах отказаться.
— Ладно, если таково распоряжение виконтессы, пойду переоденусь во что-нибудь более подходящее для верховой прогулки.
Другая половина его натуры почти с вожделением наблюдала, как невинно, но провокационно покачиваются ее бедра и как красиво двигаются ноги в женственном единении, когда она шла через комнату и выходила из нее. Господи! Ну и в переплет же он попал! Все шло не так, как он планировал. Ее отклик на него был более сильным, чем он мог предполагать, но его яростная реакция на нее была такой, что могла бы расколоть пополам скалу Гибралтара.
Ответ был донельзя прост. Просто перестать целовать эту чертову женщину, потому что каждый поцелуй выворачивал его наизнанку, сбивал с ног, а воспоминания о нем продолжали жить в его памяти, бесконечно мучая его. «Перестань ее целовать!» На этот раз команда прозвучала в его мозгу с большей силой. Он добился своей главной цели, не прибегая к дальнейшей физической близости. Это была свежая мысль, и он непременно ею воспользуется.
И все же пятнадцатью минутами позже Томас стал серьезно сомневаться в том, что, несмотря на свое решение, у него достанет выдержки последовать ему. Его возбуждение было настолько сильным, что коричневые шерстяные бриджи для верховой езды стали тесны, и ему приелось остаться сидеть за столом, чтобы это не стало слишком заметно.
Она вошла в комнату — масса темных шелковистых волос, длинные руки и ноги, дерзко торчащая грудь. Ее одежда была довольно скромной, если не считать двух длинных разрезов спереди и сзади, делавших это одеяние похожим на юбку. А кожаные бриджи под тяжелой темно-синей тканью плотно облегали ноги, прекраснее и стройнее которых ему никогда не доводилось видеть. И ни один мужчина никогда не смотрел с большим вожделением на эту пару бриджей, чем он в эту минуту.
Теперь он понял, почему панталоны на женщинах считались в обществе недопустимыми. С трудом сглотнув, он попытался сохранить маску безразличия, хотя примитивная и грубая похоть не отпускала его.
Амелия вошла в комнату и остановилась.
— Я готова.
— Да, вижу.
Он произнес эти слова себе под нос, потому что в его сознании бродили разные преступные мысли: хорошо бы бросить ее на письменный стол, войти в нее и продолжать это, пока она не достигнет пика наслаждения и не начнет извиваться под ним, превратившись в массу содрогающейся плоти и шелковистых ног и рук. Тогда и он обрел бы избавление в тугих, влажных глубинах ее тела.
Томас очнулся от своих сновидений наяву и увидел, что она пристально смотрит на него. Он поспешил подняться на ноги. Его возбуждение еще не прошло, но одежда уже смотрелась вполне прилично.
Он приблизился к ней длинными шагами.
— Вам нужно дамское седло?
— Нет, я езжу по-мужски.
И он сразу увидел ее длинные ноги, обхватившие его бедра в бесстыдном самозабвении. Он не посмел позволить своему взгляду опуститься ниже ее шеи.
— Почему так?
Она помолчала, кашлянула и снова заговорила:
— Моя мать считала, что ездить в дамском седле небезопасно.
— Она что, была суфражисткой? Участвовала в движении за предоставление избирательного права женщинам? — поддразнивал он ее.
— Нет! — И, будто осознав резкость своего тона, она продолжала уже мягче: — Просто разумной женщиной.
Томас разгадал в ней печаль, не высказанную вслух, и понял, что в ее ответе крылось нечто большее, о чем ей нелегко говорить, что-то, что она предпочла бы не показывать.
— Идемте в конюшни. Это недалеко от дома.
Он полагал, что прогулка прохладным осенним утром должна была бы обуздать его неугасимое желание.
Они проделали путь до конюшен в молчании. Ни слова не было сказано о поцелуях. Как, впрочем, и о ее костюме, который, кстати сказать, был безупречен.
Несколькими минутами позже грум подвел им двух самых прекрасных лошадей, каких ей доводилось видеть. Амелии не могла отвести глаз от прекрасной гнедой кобылы и черного жеребца. Теперь они с виконтом будут скакать по окрестностям, а их поцелуи исчезнут из ее памяти, достанутся в далеком прошлом.
Пока лорд Армстронг подчеркнуто нежно гладил гриву своего чистокровного скакуна, кобыла обследовала карманы его сюртука для верховой езды, надеясь найти там угощение.
— Это Молния. Вы поедете на ней.
Он кивком указал на кобылу.
Амелия протянула руку и нежно погладила шелковистую коричневую шерсть над носом.
— Она красавица, — сказала девушка тихим, умиротворяющим тоном.
Кобыла нежно заржала и принялась месить грязь передним копытом.
Обмотав поводья жеребца вокруг коновязи, лорд Армстронг взялся за кобылу.
— Молния высотой в восемнадцать ладоней. Вам потребуется помощь, чтобы сесть на нее.
— Я справлюсь сама.
Потом она посмотрела на стремя и убедилась в том, что оно расположено намного выше обычного.
— Не упрямьтесь. Случалось, что взрослые мужчины не могли сесть на нее без помощи.
— Ну а я смогу, — решительно процедила она сквозь зубы.
Вырвав у него поводья, Амелия подняла ногу и аккуратно поставила ее в стремя, но тотчас же убедилась, что у нее не хватает сил подтянуться. Однако это ее не обескуражило, и она сделала новую попытку, подтянулась чуть выше и все же не смогла вскочить в седло.
Молния стояла совершенно неподвижно, пока девушка в третий раз попыталась на нее взобраться. Впрочем, и эта попытка оказалась бесплодной. Амелия бросила беглый взгляд на лорда Армстронга. Выражение его лица оставалось непроницаемым, но в глазах появился блеск. Он понимал, что происходит.
Когда она в последний раз потерпела фиаско, он откашлялся: одна ее нога оставалась на земле, а другая в стремени, от безуспешных попыток она запыхалась.
— Вы позволите мне помочь вам или предпочтете потратить все утро на то, чтобы доказать, что способны справиться с лошадью лучше любого мужчины?
