Усталость наложила темные тени под ее большими глазами. В сверкающем одеянии, с распущенными волосами и испуганным взглядом, она будила в Иве де Сен-Тессе странное желание защитить ее от любого зла. Он был уже не в состоянии смотреть на нее враждебно.
От этой мысли до того момента, когда граф заключил Флёр в свои объятия, не прошло и секунды.
— Нет, малышка моя! Как вы можете так думать обо мне? — Он прижал ее упрямую головку к своему плечу и погрузил лицо в шелковую золотую копну, которая благоухала запахами лета и диких трав. — Я ведь не хочу причинять вам никакого вреда! Перестаньте же бороться со мной, поберегите силы для сопротивления настоящим врагам!
Проникнутая чудесным чувством полной защищенности от всех неприятностей, Флёр затихла. Она чувствовала успокаивающее тепло сильного мужского тела, прикосновение нежных губ. До чего же непостижимо глупо и странно, что ее сопротивление испарялось при первом же его прикосновении. Это было какое-то колдовство, понять которое Флёр была не в силах.
— Почему я должна верить вашим словам? К сожалению, опыт моего общения с вами учит проявлять недоверие и осторожность. Скажите, что вам надо, и уходите с Богом…
Это звучало смело и гордо, хотя больше всего на свете ей хотелось никогда не покидать его надежных теплых объятий. Какое счастье, что он не может читать ее мысли…
— Вы меня прогоняете, потому что вас так и тянет вцепиться вашими восхитительными коготками в самого короля? Вас, похоже, не покидает идея стать не только самой красивой, но и самой могущественной дамой при дворе?
Флёр даже не возмутилась, настолько глупы были эти обвинения. Она привыкла, что супруг ищет в ней все самое худшее. Покорная судьбе, Флёр опустила веки и прошептала почти беззвучно:
— Думайте, что хотите, но идите с Богом. Уходите же, наконец…
Какое-то время в комнате были слышны только легкое потрескивание дров в камине и напряженное дыхание Флёр. Затем раздался странный звук, она даже не могла понять — то ли вздох, то ли стон.
— Мы уйдем отсюда вместе, крошка моя! Нет, выслушайте меня, я вовсе не шучу. Вы знаете, что навлекли на себя вражду герцогини де Валентинуа. Эта дама соткала заговор, который повлечет за собой ваш арест и обвинение в государственной измене. Дело связано с итальянскими интересами королевы, и можете быть уверены, что герцогиня любым путем добудет неопровержимое доказательство своих обвинений. Она достаточно коварна и хитра, чтобы не допустить никаких промахов. Но вы не должны попасть в расставленные сети.
В невероятном удивлении Флёр подняла голову, чтобы посмотреть в лицо мужу, когда он произносил эти слова. Ни их содержание, ни тон не имели ничего общего с тем, что она слышала от него раньше. Враждебность герцогини была естественным следствием того внимания, которое король оказал графине де Шартьер. Флёр тогда была даже рада возможности подразнить эту властную, честолюбивую особу.
Но подразнить лишь слегка, ибо, в конце концов, она вовсе не собиралась становиться очередной любовницей Генриха. Ей просто льстило, что на нее обращает внимание и ею восхищается могущественнейший человек страны. Это было еще и потому особенно приятно, что собственный муж обращался с ней крайне пренебрежительно.
— Государственная измена, — ошеломленно пробормотала Флёр. — Святая Матерь Божия… Как это возможно? — Она прикусила нижнюю губу и замолкла.
— Детали мне неизвестны, — резко прервал граф ее лихорадочные размышления. — Но насколько я знаю, вас должны арестовать уже завтра. Поэтому нам придется бежать прямо сейчас, ночью. Это единственная возможность спастись.
Да, действительно, это был час неожиданностей. Бежать? С ним? Куда? И почему она должна так поступать?
— Почему? — вырвался у нее этот вопрос, и она наконец освободилась от его слишком крепких объятий. Только стоя в стороне от него, она могла чего-то соображать, а именно это представлялось ей сейчас крайне необходимым.
— Потому что лучше заранее избежать тюрьмы, чем защищаться, будучи брошенным в нее, — нетерпеливо пояснил граф. — Чем скорее мы покинем двор, тем больше времени у нас будет, чтобы уйти от погони. Возьмите с собой лишь самое необходимое и оденьтесь в костюм для верховой езды. Не забудьте теплое пальто, ведь ночи сейчас довольно холодные. Сколько времени вам нужно на сборы?
— Вы, видимо, сошли с ума, если думаете, что я верю во всю эту историю! — возмутилась Флёр и воинственно скрестила руки на груди. — Что у вас на уме? Уж не хотите ли избавиться от меня под покровом ночи?
Это произнесенное в порыве гнева обвинение сначала лишило графа дара речи, потом на его щеках появился темный румянец.
— За кого вы меня принимаете? За тривиального разбойника? За мошенника? За убийцу?
— Я вижу в вас весьма честолюбивого аристократа, который по необъяснимой причине считает себя выше других людей с самого дня своего рождения. Задевать вашу гордость опасно, и за то унижение, которое король доставил вам, приказав жениться на мне, вы и отыгрываетесь, перенеся на меня всю жажду мести. Это все, или я еще что-то забыла? — Флёр выдержала взгляд его темных горящих глаз, подняв голову и плотно сжав тонкие губы.
— Приношу вам благодарность за то, что не приписываете мне еще глупость и слабоумие. — Его резкий ответ был полон иронии. — Давайте продолжим эту стычку, когда будем в безопасности, — предложил он со своим обычным высокомерием. — Сейчас нет времени.
— Приведите мне довод, который заставил бы меня вам поверить.
Ни один из его аргументов не убедил Флёр. Наоборот, чем дольше продолжалась эта дискуссия, тем сильнее возмущала ее возникшая ситуация. Как это ему пришло в голову, что можно так легко добиться ее согласия на бегство? Он что, считает ее своей собственностью? И то, что ее статус законной супруги предполагал полное повиновение, лишь усиливало ее раздражение!
— Обойдемся без этого, моя упрямая красавица! Раз я не могу убедить вас словами, может быть, вы поверите кое-чему другому!
Не успела она опомниться, как опять была схвачена в объятия, и его уста приникли к ее рту в чувственном поцелуе.
О, как она проклинала дьявольскую магию плоти каждый раз, когда была в состоянии рассуждать трезво. Но в данный момент, крепко прижатая к его груди, вслушиваясь в его прерывистое дыхание, она самым постыдным образом утратила всякую способность соображать. В его объятиях Флёр ощущала лишь нежность и страстное томление. Поцелуй словно отделил от ее существа ту Флёр, которая была способна рассуждать здраво. Осталось лишь слабое, беззащитное создание, которое не хотело отказываться от любви, пусть даже эта любовь была безнадежна и далека от всякой реальности. Любовь, которая, подобно тяжелой болезни, засела в ее душе и, казалось, не может быть извлечена никакими, даже самыми действенными средствами.
