— Белла, все это не важно… Давайте забудем этот нелепый фарс…
— Вы заставили мою горничную унести бумагу?
— Белла…
— Действие третье, идти до конца… Так, кажется, вы написали? Зачем же вы благородно дали мне возможность избежать позорной участи?
— Белла!
— А потом подложили мне ключ, зная, что я не откажусь от вас…
— Белла, моя птичка…
— Нет. Довольно. Пустите меня.
— Никогда! И ни за что! Я признаю, да, я приехал сюда с одной целью — соблазнить вас, но все изменилось…
— Изменилось?
— Я… я полюбил вас, Белла. Поверьте мне, это правда. Я говорю искренне… так искренне, как не говорил уже давно…
— Вы полюбили меня?
— Да, Белла, да! Я люблю вас. Люблю… Люблю…
Он покрывал поцелуями её лицо, но его прикосновения не отзывались как прежде жаром желания. Наоборот, каждое прикосновение замораживало еще сильнее её и без того застывшее от ужаса тело. Он почувствовал это…
— Белла? Посмотри на меня!
Она с трудом смогла поднять веки. Он был все так же красив, до боли, до слез красив, но лицо его, вчера еще такое родное сейчас казалось абсолютно чужим.
— Я не отпущу тебя! Я не отдам тебя ему. Этой ночью ты стала моей, и это навсегда! Только это имеет значение! Только это — истинно!
Что она могла ответить? Зачем было что-то отвечать ему?
— Сейчас мы спустимся в гостиную и поговорим с баронессой. Потом я поеду к епископу за специальным разрешением. Нет, мы поедем вместе. Думаю, твоя тетушка не откажется сопровождать нас. Обвенчаемся в Лондоне. Потом поедем в мое поместье, в Кент.
— Да, милорд…
— Белла, прошу тебя, успокойся… Я знаю, тебе сейчас трудно простить меня и понять мотивы моих поступков. Я готов всю оставшуюся жизнь на коленях вымаливать прощения…
— Не нужно… Только не на коленях…
Она снова пережила мучительный приступ тошноты, вспомнив, как стояла перед ним ночью, обнаженная телом и душой…
— Белла…Поцелуйте меня.
Она посмотрела на него — в глазах все еще был туман непролитых слез… затем обняла его за шею и притянула губы. Ей не хотелось, чтобы поцелуй был горьким. Он ждал, когда она сама раздвинет губы, когда дотронется до его рта своим нежным языком. Белла целовала его так, словно не было боли и горечи, разочарования или отвращения…
— Белла…
Он атаковал её рот со всей ненасытностью страсти, это была яростная схватка, доказательство победы и преимущества.
Когда, наконец, он оторвался от её уст, Белла робко улыбнулась…
— Я думаю, тетушка ждет нас…
— Белла… я почти не надеялся…
— Вы любите меня?
— О, да!
— Сейчас это главное. Пусть прошлое остается в прошлом…
Он еще раз прижал её к себе, упиваясь божественным вкусом её губ. Потом усадил её в кресло и бросился в гардеробную, чтобы повязать свежий галстук.
Глава 29.
Белла встала и подошла к бюро. Суит был очень похож на мать. Ей было жаль этой красивой женщины.
Когда он вышел из-за двери, на ходу пытаясь придать галстуку нужную форму, Белла осмелилась задать вопрос.
— Я хочу спросить у вас… Как вы узнали, что граф Холланд и… ваша мать…
— Нет. Не было никакого «граф и моя мать». Это звучало иначе. Граф принудил мою мать. Он растоптал её чувства. Пытался растоптать её тело… Но ему не удалось затронуть её душу. Он не сломал её. Она до конца оставалась чистой.
— Как вы узнали?
— Я случайно застал его в нашем доме. Он не знал, что я должен приехать из Итона. И мама тоже не знала.
— Это было ужасно?
— Я не хочу говорить об этом.
— Мне надо знать. Пожалуйста.
— Белла… Не надо… Это очень темная сторона моей жизни…
— Я должна знать.
— Ну, хорошо. В принципе, вы имеете право знать, до чего может опустится Холланд. Любой Холланд…
Его глаза потемнели. Он весь потемнел, как будто эта мрачная сторона его жизни в любой момент могла бросить на него тень…
— Я приехал на каникулы на два дня раньше — мчался верхом, загоняя коня, которого выиграл у одного из однокашников. Встретить меня и доложить было некому, слуг у нас было мало. Мама жила тогда в небольшом коттедже, вдовьем домике на границе владений Холланда. Я зашел в дом тихо, хотел сделать ей сюрприз. Поднялся на второй этаж… дверь была приоткрыта…
Суит сглотнул, голос его стал глухим и резким. Словно он вновь переживал тот момент, навсегда изменивший его жизнь.
— Она стояла перед ним на коленях…
Белла почувствовала, как стучит в висках… рот наполнился горечью, она не могла дышать, страшась, что приступ рвоты снова поглотит её…
Ему не нужно было продолжать рассказ. Она прекрасно поняла, что именно делала его мать, стоя на коленях перед графом.
— Он улыбался… Заставлял её делать эту мерзость и улыбался… такое блаженство было на его лице…
Белла вздрогнула. Суит посмотрел на неё и все понял, он шагнул к ней, обнял, прижимая крепко, но нежно — как самое дорогое…
— Белла… Любовь моя… Простишь ли ты меня?
Она коснулась рукой его лица. Ей было жаль его в этот момент. Бесконечно жаль. Она поцеловала его в губы легким, осторожным поцелуем.
— Нам нужно спуститься к тете.
— Да… чем скорее мы решим этот вопрос, тем будет лучше.
Баронесса Невилл отмеряла шагами расстояние от стены к стене, и ей казалось, что она уже протоптала заметную дорожку в роскошном обюссонском ковре. Виктория стояла у окна.
В душе у обеих была горечь и обида. На себя, друг на друга, на весь мир…
Когда Белла и мистер Суит, барон Седдон, зашли в роскошно обставленную гостиную, показалось на мгновение, что из помещения выкачали весь воздух.
— Дамы…
Суит поклонился, приветствуя присутствующих. Обе никак не отреагировали на его поклон. Агата подбежала к племяннице.
— Моя дорогая!
Они обнялись, потом тетушка взяла Беллу за руки, пристально вглядываясь в её глаза.
— Тетя…
— Леди Невилл. Ваша племянница оказала мне честь, согласившись, стать моей женой.
Виктория издала звук, похожий на стон и стремительно направилась к двери, не глядя ни на кого. Баронесса поджала губы — жест, для неё совершенно не характерный, придавший её лицу выражение суровой строгости.
— Изабелла, я хочу поговорить с тобой наедине.
— Миледи, я не думаю, что разговор с племянницей внесет какие-то изменения в существующую ситуацию. Изабелла будет моей женой.
— Милорд. Я хочу. Поговорить. С Изабеллой. Наедине.
— Тетя… Я знаю, что вы хотели для меня иной судьбы, но так получилось, что я выбрала эту.
— Белла! О чем ты говоришь? Ты не выбирала! Он… он… принудил тебя!
— О чем вы говорите, миледи? ВЫ понимаете, что вы сказали? ВЫ заподозрили, что я мог применить насилие? Я?
— Тетя, меня никто не принуждал. Я… полюбила Гэбриела…мистера Суита… Я хочу стать его женой.
— О…
Баронесса безвольно уронила руки, и потеряв внутреннюю опору готова была упасть сама…Но, скрепив последние силы, осталась стоять ровно, неколебимой хрупкой скалой…
— Я против этого брака. Изабелла находится под моей опекой, и я согласия не даю.
— Тетя!
— На самом деле, миледи, вы не единственный опекун, насколько я знаю, граф Кентский так же является опекуном Беллы.
— Для вас она леди Доусон!
— Думаю, узнав, что леди Доусон отдала мне свою невинность и, возможно, уже носит мое дитя, он не будет столь же упрям, как вы, миледи.
Тетушка Агата ахнула, всплеснув руками. Она упала на кресло и закрыла ладонями лицо…
— Тетя!
Белла кинулась к баронессе, опустилась на колени перед креслом, обняла Агату.
— Пожалуйста, не нужно! Тетя!
— О, Белла! Моя дорогая… Это моя вина… я…
— Вы ни в чем не виноваты!
Белла повернулась к Суиту, ласково улыбнувшись.
— Гэбриел, я думаю, мне все-таки лучше поговорить с тетей наедине.
— Как скажете, моя дорогая. Но мы сегодня же должны выехать, до Лондона недалеко, мы будем там ночью…
— О, Гэбриел, думаю, нам все-таки лучше выехать завтра утром. Так будет удобнее и мне и тете.
