Король улыбнулся каким-то своим мыслям:
— У нас ведь нет другого выбора, не так ли?
Когда Джулиан удалился, Карл какое-то время ходил по комнате. Толстый шерстяной ковер заглушал стук каблуков, от пламени в камине исходило тепло и, хотя король был лишь в легкой рубахе, он чувствовал себя уютно. Расстеленное ложе его отнюдь не манило. В отличие от своего спутника, он прекрасно выспался ранее, да и новизна обстановки и впечатления тоже не располагали ко сну. Какое-то время он размышлял о своем положении изгнанника, о том, что после сокрушительного поражения под Вустером у него нет никаких конкретных планов на будущее, но от подобных мыслей ему становилось не по себе, хотя оптимизм, присущий этому царственному юноше двадцати одного года, брал верх над тоской. Да, он должен победить, у него хватит времени сокрушить врагов и вернуть трон. Когда? Он предпочитал не особенно вдаваться в эту тему. Превратности судьбы приучили его жить сегодняшним днем. А сегодня основным, что волновало Карла, была Ева Робсарт.
Он вздохнул и сладко потянулся. Спать не хотелось. Небольшая комната была полна лунного света, который так и искрился на граненых стеклах большого окна. Карл распахнул его и, опершись коленом о приоконную скамью, стал глядеть в парк.
Какое-то время он прислушивался к тишине — шелесту листвы, уханью совы, далекому крику козодоя. Луна, еще не совсем полная, но яркая до ослепительности, освещала мир прохладным сиянием. Уже покрытые яркой раскраской осени старые деревья в парке сейчас казались одинаково серебристо-палевыми с черными тенями там, куда не попадал свет луны. Из своего окна Карл видел боковой фасад замка: серый камень поблескивал в лунном свете, высокие, узкие, трехстворчатые окна казались темными и таинственными. Карл заметил башенку с часами. Было достаточно светло, чтобы он разглядел время — начало одиннадцатого. По-видимому, в Сент-Прайори принято рано отходить ко сну, ибо ни в одном из окон не было заметно света. Поэтому, когда где-то стукнула дверь, Карл даже чуть вздрогнул. В следующий миг он увидел силуэт человека, вышедшего из западного крыла замка, который был хорошо виден из окна Карла.
Длинная открытая галерея, древняя и обветшалая, отходила от замка в сторону зарослей. Она была высокой, и снизу ее поддерживал ряд каменных арок, наподобие тех, что строили еще римляне в качестве подпор для своих акведуков. Именно по ней шел тот, кого заметил король. По Старческой походке и манере держаться Карл распознал в нем Патрика Линча. Король усмехнулся: старик запретил Стивену Гаррисону наслаждаться прохладой лунной ночи, а сам предпринимает поздние прогулки. Карл несколько удивился, заметив в руках управляющего узелок, наподобие тех, что поселянки носят на пашню для своих мужей.
Патрик Линч торопливо двигался мимо открытой колоннады. Вообще, парк здесь имел запущенный вид, как и весь внутренний двор, когда-то ухоженный, а теперь утративший былое великолепие, хотя в свете луны картина была более чем живописной. Поэтому когда на крыльце неожиданно возник силуэт женщины, Карл даже не удивился. Ее появление соответствовало романтическому настроению, навеянному красотой ночи.
Она постояла на крыльце лишь мгновение. Высокая, гибкая, легкая, но очаровательная, благодаря высокой груди и пышным, разметавшимся по плечам черным волосам. Карл, хотя и узнал Рэйчел, глядел на нее в восхищении. Теперь это была не чопорная пуританка со сдержанными манерами, а легкая ночная нимфа, раскованная в уверенности, что за ней не наблюдают. И эти пышные черные волосы так красили ее. Королю и в голову не пришло в этот миг сравнивать ее с сестрой. Он даже не вспомнил о Еве, а продолжал любоваться Рэйчел. Девушка постояла какое-то время неподвижно, потом закинула руки за голову и сладко потянулась.
У Карла гулко забилось сердце. В каждом движении Рэйчел ощущалась чувственность и нега. Сейчас она казалась ему едва ли не желаннее Евы. Он увидел, как она подкинула в руке небольшой кубок, потом легко сбежала по лестнице и устремилась в сторону зарослей. Когда она исчезла во мраке, Карл ощутил даже разочарование. И вдруг принял решение.
Какие-то странные запреты о том, что не следует в одиночку ходить по замку, его не остановили. Задержала лишь сделавшаяся привычкой манера советоваться с Джулианом. Но когда он чуть приоткрыл дверь и услышал ровное дыхание спутника, то решил, что не стоит его беспокоить. Глупо. Он ведь не ребенок. Более того — сейчас Карл ощущал себя ловцом, вышедшим на охоту.
Прекрасная способность ориентироваться подсказала ему путь. Он спустился по лестнице, где Патрик Линч задержал Гаррисона, и, толкнув дверь, оказался на крыльце, где недавно стояла Рэйчел. Ночь и старый парк не пугали его, скорее манили. И все же, когда он миновал освещенную лунным светом площадку и вошел под сень деревьев, ему на миг стало не по себе. Когда по неровным каменным ступеням он проследовал в сад и ветки разросшихся кустарников стегнули его по ботфортам, Карл невольно приостановился. Парк был столь тих, мрачен и неухожен, что у Карла Стюарта возникло впечатление, будто он попал в девственный лес. Вокруг, склоняясь друг к другу, стояли буки с белыми обнаженными сучьями. Приземистые дубы усеяли вокруг землю желудями, которые гнили среди зарослей терна и дрока. Ясень и тис почти срастались кронами, еле давая проникать свету, так что старая аллея, сузившаяся до размеров простой тропы, была едва видна. Карл стоял, замерев, и когда над головой прозвучал жалобный крик совы, он вздрогнул и хотел было вернуться, но тут же посмеялся над собой. Не раз он смело смотрел в лицо опасности куда более реальной, чем страх перед темной чащей. Карл решительно двинулся вперед, лишь порой чертыхаясь и ворча, когда за одежду цеплялась ветка или он спотыкался о выступающие корни.
Он шел довольно долго, но заблудиться не опасался, ибо справа то и дело замечал арки длинной галереи. Вдруг деревья расступились, и король оказался на открытом пространстве перед блиставшим в свете луны водным зеркалом.
В душе Карла всегда боролись циник и романтик, и первый зачастую преобладал над вторым. Но сейчас Карл ощущал чуть ли не вдохновение. Как зачарованный он глядел на открывшийся взору вид. Озеро, заросшее по краям ряской, посередине искрилось лунным серебром. Плакучие ивы обрамляли его, опустив к лепечущей воде свои ветви, и на противоположной стороне темнели живописные руины старых готических построек. Легкие и воздушные, они светились проемами окон, тянули к небу свои тонкие башенки. Они были столь красивы, что становилось ясно, почему их не тронули новые владельцы Сент-Прайори. Длинная галерея вела к ним, проходя над узким заливом озера. А за руинами виднелась еще одна, стоявшая чуть поодаль, постройка — старая романская башня, приземистая и очень широкая, со старинным зубчатым парапетом наверху. Она была столь древней, что казалась старой рядом с руинами, и если и сохранилась, то лишь благодаря монолитной толще стен. Несколько грубая, сейчас, в синеве ночи, даже она казалась прекрасной и гармонировала с лунным пейзажем.
