Он идиот. И день ото дня, этот факт становился все более очевидным.
Идиот, который очевидно отмечен злым роком, потому что, как только его мать зашла в гостиную, она объявила:
— Ты должен ехать вместе с Мирандой.
Очевидно, у богов было своеобразное чувство юмора.
Он откашлялся.
— Мама, ты думаешь, — это мудро?
Она одарила его нетерпеливым взглядом.
— Ты же не собираешься обольстить девочку, не так ли?
Черт возьми.
— Конечно, нет. Но нужно думать о ее репутации. Что скажут люди, когда мы приедем в одной карете? Все будут знать, что мы провели несколько часов наедине.
— Все воспринимают вас как брата и сестру. И мы встретимся с вами за милю до «Честер—Парка» и пересядем так, чтобы вы могли приехать со своим отцом. Так что проблем не будет. Кроме того, твой отец и я должны переброситься парой слов с Оливией один на один.
— Что она натворила?
— Похоже, она назвала Джорджину Элстер глупой уткой.
— Глупой уткой?
— В лицо, Тернер! Она сказала это ей в лицо.
— Не слишком умно с ее стороны, но, по-моему, эта тема не требует двухчасового обсуждения.
— Это не все.
Тернер вздохнул. Его мать было уже не разубедить. Два часа наедине с Мирандой. Что он такого сделал, чтобы заслужить эту пытку?
— Она назвала сэра Роберта Кента горностаем—переростком!
— В лицо, полагаю.
Леди Ридланд кивнула.
— Что такое горностай?
— Я не имею ни малейшего понятия, но предполагаю, что это не комплимент.
— Горностай — ласка, я думаю, — сказала Миранда, заходя в гостиную в сливово—синем дорожном платье. При этом она мило улыбалась им обоим.
— Доброе утро, Миранда, — сказала леди Ридланд оживленно. — Ты поедешь с Тернером.
— Я? — Миранда чуть не задохнулась рвущимися из нее словами и постаралась скрыть свое замешательство, неуверенно кашлянув. Тернера это явно забавляло.
— Да. Лорд Ридланд и я должны поговорить с Оливией. Она позволила себе говорить в обществе совершенно недопустимые вещи.
Со стороны лестницы раздался приглушенный стон. И три головы одновременно повернулись, наблюдая, как Оливия спускается вниз.
— Это действительно необходимо, мама? Я не желала никому вреда. Я никогда не назвала бы леди Финчкомб несчастной старой ведьмой, если бы знала, что она услышит меня.
Кровь отлила от лица леди Ридланд.
— Ты назвала леди Финчкомб старой ведьмой?
— Ты не знала об этом? — промямлила Оливия.
— Тернер, Миранда, я полагаю, что вам пора отправляться. Через несколько часов мы встретимся с вами.
* * * * *
Они молча подошли к ожидавшей их карете, и Тернер подал Миранде руку, чтобы помочь ей подняться по лесенке. Ее холодные пальцы послали электрический разряд по его руке, но она сама, похоже, этого даже на заметила, так невинно и сдержанно прозвучали ее слова.
— Я надеюсь, что мое присутствие не слишком обременит Вас, мой лорд?
Ответ Тернера был смесью ворчания и вздохов.
— Ты должен знать, что я не подстраивала этого.
Он сел напротив нее.
— Я знаю.
— Я понятия не имела, что нам придется ехать вместе. — Миранда посмотрела на Тернера. — А ты знал?
— Знал. Мать сказала мне, она была весьма решительно настроена, поговорить с Оливией наедине.
— О, тогда понятно, почему ты веришь мне.
Он вздохнул, и выглянул из окна, когда карета покачнулась.
— Миранда, я не считаю тебя лгуньей.
— Нет, конечно, — сказала она быстро. — Но ты выглядел очень недовольным, когда помогал мне сесть в карету.
— Я недоволен судьбой, Миранда, а не тобой.
— Как я рада, — сказала она холодно. — А теперь, если ты меня извинишь, я хочу почитать. — Она постаралась развернуться так, чтобы не сидеть с ним лицом к лицу и открыла книгу.
Тернер молчал не более тридцати секунд.
— Что ты читаешь?
Миранда замерла, затем медленно повернулась, как-будто выполняя какую-то неприятную обязанность. И показала ему книгу.
— Эсхил. Как угнетающе.
— Зато соответствует моему настроению.
— О, да ты никак огрызаешься?
— Я не нуждаюсь в твоем снисхождении, Тернер. А при нынешних обстоятельствах, это вообще не уместно.
Он вздернул брови.
— И что же это означает?
— Это означает, что после всего того, что произошло между нами, твое снисходительное отношение ко мне, более не оправдано.
— Бог мой, какое длинное предложение.
Миранда пронзила его взглядом. И на сей раз, когда она подняла книгу, то полностью скрыла ею свое лицо.
Тернер ухмыляясь, откинулся на сиденье, удивленный тем, насколько он наслаждался беседой. Тихони были всегда самыми интересными. Миранда может и не привлекала всеобщего внимания, но в беседе она отличалась стилем и остроумием. Дразнить ее было большой забавой. И он нисколько не чувствовал себя виноватым, поступая подобным образом. Он был уверен, что за внешним раздражением, она, на самом деле, наслаждалась их словесной перепалкой так же, как и он.
Возможно, эта поездка будет не такой уж невыносимой. Он только должен стараться поддерживать их разговор в шутливом ключе и поменьше смотреть на ее рот.
Он ему очень нравился.
Но ему не стоило задумываться над этим. Он собирался возобновить их беседу и наслаждаться общением с ней, как это было до того, как случилось то недоразумение в библиотеке. Он жалел об их утраченной дружбе и был намерен потратить последующие два часа на ее восстановление.
— Что ты читаешь? — спросил он.
Она ответила раздраженно.
— Эсхила. И ты уже спрашивал об этом!
— Что именно у Эсхила? — попробовал выйти из положения, Тернер.
К его большому удивлению она посмотрела в книгу, прежде чем ответила.
— “Орестея.”
Он вздрогнул.
— Тебе не нравится это произведение?
— Все эти разъяренные женщины? Нет. Я предпочитаю истории о приключениях.
— А мне нравятся разъяренные женщины.
— Ты чувствуешь в них родственные души, не так ли? О, дорогая, не надо крошить свои зубы. Поверь, посещение дантиста не доставляет удовольствия.
Выражение ее лица было таким комичным, что он еле сдерживал смех.
— О, не будь столь чувствительной, Миранда.
Все еще сверля его взглядом, она пробормотала:
— Извините меня, мой лорд, — и затем как-то умудрилась изобразить подобострастный реверанс в узком пространстве кареты.
Улыбка Тернера переросла в безудержный смех.
— Ох, Миранда, — сказал он, вытирая глаза. — Ты — бриллиант чистой воды!
Когда он, наконец, успокоился, то заметил, что она уставилась на него, как на сумасшедшего. Он подумал было согнуть пальцы на подобие когтей и рыкнуть, чтобы рассмешить ее, но не был уверен, что это не укрепит ее в мысли о его сумасшествии. Поэтому он только смотрел и улыбался.
