во двор. Взгляд случайно упал на сачок. Правда, им всё больше кур ловили, но и рыбка в случае чего не ускользнёт. Чего ждать? Что, она сама рыбу не поймает? В Русе её столько, что хоть руками лови. А она и ловила: и руками, и корзиной, даже рубахой. Правда, давненько уж это было. Но пора вспомнить былое, пока Забава не проснулась, а то прицепится — не отвяжешься.
Баушка прошлась по двору, словно невзначай захватила сачок и ловко выскользнула в калитку. Айка едва успел прощемиться следом.
Долго шли по берегу, баушка выбирала местечко подальше от людских глаз. Ей и в молодости не шибко нужны были подружки-собеседницы, а в старости и подавно. Айке же везде было интересно, но всё же иногда чужие люди его пугали, поэтому бабушка и правнук мыслили почти одинаково. И когда за плакучими ивами обнаружили пустынное местечко, сразу поняли, что пришли куда надо. Тут же на воде плавал чей-то привязанный плот.
Баушка сразу сообразила, что с плота рыбу будет ловить удобнее, поэтому, нимало не стесняясь, закинула на него Айку и следом полезла сама.
— Глянькось, хто ж свои снасти тут бросил? — обратилась она в пространство.
На плоту лежала берестяная труба, щипцы на длинной палке, нож. В центре плота зияла дыра.
— Это хто-то жемчугом промышлял, да и побросал всё без присмотра. Нехорошо, — промолвила баушка и стала сносить чужие вещи на берег. — Нам они без надобности, — объяснила она Айке.
Айка молча согласился. На берегу баушка призадумалась, решила посмотреть длину верёвки, на которой держался плот. Раз уж придётся ловить рыбу, значит, не мешало бы поймать много, чтобы всем хватило. Дома ведь не удастся тайком от других съесть, как во сне чуть не случилось. Дома ртов много, с каждым надо поделиться. И, чтобы ей много досталось, надо, чтобы и другим много досталось. Поэтому верёвку она перевязала, выпустив плот сажени на две в Русу. Хватит, наверное.
Теперь не мешало бы поинтересоваться, что за рыбу судьба нагнала ей под плот. Легла, стала смотреть в дырку в центре плота, так охотники за жемчугом рассматривают подходящие раковины. Айка улёгся рядом. С ним вместе и по очереди стали изучать речное нутро.
Батюшки родимые, видно-то как! Всё будто на ладони. Вода почти прозрачная, слегка лишь зеленоватая, потому, что так положено быть речной воде. И песочек жёлтый на дне неспокойно лежит, иногда и он водичку желтит.
Рыбы, рыбы-то сколько! И знакомая, и незнакомая. Плавает туда-сюда. Осталось её поймать. Баушка вооружилась сачком, размахнулась и ударила изо всей силы наудачу, авось что-нибудь зацепится. Но размах в воздухе силён и устрашающ, в воде потерял всю свою энергию. Было много шума и мало толку. Рыба хвостом махнула и отплыла. Эх, баушка с досады заскрипела кой-какими оставшимися зубами.
Снова залегли с Айкой у дыры. Подождали, пока песок уляжется. Рыбы пока не видать. Но от удара то ли плот отошёл на другое место, то ли баушка сачком нагнала то, чего и сама не ожидала — раковины. Те самые, в которых жемчуг вполне может быть. Правда, в их Русе не сказать, чтобы жемчуг был на каждом шагу, в северных реках намного больше, но и к ним царь-рыба добиралась, раскладывала по раковинам свою драгоценную икру.
Девки в красный день, бывало, идут, перлами увешаны: и на голове, и на поясе, и на шее. У баушки тоже в сундуке припрятано кое-что. Своим девкам передаст, когда время придёт. А тут вона — под носом. Мимо такого случая пройти — дураком остаться. Баушка слезла с плота и по пояс в воде пошла на берег за снастями. Трубка? Трубка без надобности, ею ещё надо уметь пользоваться, а баушке не приходилось, тогда нечего и начинать. Щипцы и нож пригодятся.
Вернулась к плоту с полными руками чужого добра. Айка с интересом наблюдал.
Залезть на плот оказалось не так-то просто. Как баушка не пыхтела, не получилось.
— Ладно, отсюда, можа, ещё и лучше.
Попробовала щипцами поработать — не получилось, забросила их на плот. Стала окружать раковины с одной стороны сачком, с другой — ногой. Загнала одну в ловушку. Шустро вытащила и, стоя по пояс в воде, на плоту, как на столе, стала ножом ковырять между створок. Долго копалась, но вот поддела, дальше всё пошло, как по маслу. Раскрыла, ахнула, жемчужины. Мелкие, правда, но много. Стала лихорадочно считать. То ли девятнадцать, то ли восемнадцать, то ли двадцать один. Сколько не пересчитывала, каждый раз по-новому получалось.
Ладно, теперь в рот, чтобы они домариновались. Так положено.
Полезла за другой раковиной. Но на радостях так натопталась, что совсем замутила воду. Ничего не видать. Ходит, щупает босыми ногами, да куда ж они подевались, вроде здесь были.
— Ба!
Молчит баушка, не отзывается, рот полон жемчуга.
— Ба!
Махнула не глядя рукой, мол, не до тебя сейчас.
— Ба!
Взглянула мельком хмуро, стараясь мимикой показать, что неурочное время малец выбрал для разговоров, но тут же и застыла от ужаса…
Айкина жизнь рядом с бабушкой была полна событий. Рядом с ней он познавал мир несколько с другого ракурса, с другими домочадцами не так.
С матерью рядом он видел, как рождается хлеб из белой пыли, как тугими струйками бьётся в ведро молоко, образуя вкусную шапку, и мать разрешала её лизать. Как из прохладных на ощупь поленьев, после их попадания в печь, вдруг начинали вырываться красные длинные языки. С виду такие красивые, но злые и острые. Они запросто могли обидеть Айку ни за что.
Когда он был с отцом и старшим братом, его сажали верхом на коня, и это было и страшно, и весело. В своей печи они готовили не хлеб, а железяки. И когда железяки эти, бывало, сготовятся до красноты, их бьют молотком, а потом бросают в воду, и они недовольно шипят. А ещё он помогал отцу кидать на землю зёрнышки. Птички тут же слетались и весело их клевали. Но отцу вдруг жалко становилось зернышки птичкам отдавать, и он прятал их в землю такой сукастой штукой, которую тягала по всему полю их старая кобыла Тучка.
С Забавой интересно играть. Она добрая. Но лучше держаться от неё подальше, когда она вдруг начинает его кормить из ложки, а он и сам умеет. Но она не даёт и так торопится, что суёт и суёт ему ложку за ложкой, он едва успевает глотать. Или начинает его мыть, и больно
