Примерно раз в две недели Корделия оставалась у Блейков ужинать, а потом Тедди провожал ее домой. Однажды в середине мая, придя, как обычно, около четырех, она узнала, что к ужину приглашен Стивен Кроссли. Ужин удался на славу. Присутствовавший здесь же Хью Скотт, жених Эсси, и Стивен весь вечер развлекали публику. Хью с ярко выраженным ирландским акцентом рассказывал шотландские анекдоты, а Стивен – ирландские.
Когда все часы в доме грянули девять, Корделия не поверила своим ушам. Она вскочила из-за стола. Стивен тоже.
– Давай, Тедди, я сэкономлю тебе немного времени и сам провожу миссис Фергюсон.
– О, не беспокойтесь, – смутилась Корделия. – Вам нет нужды так рано уходить.
– Напротив – я обещал к десяти быть в городе. Кажется, Маркус уже подъехал, А Тедди пригрелся тут в своих шлепанцах. Вы, разумеется, доверите мне дочь, миссис Блейк?
– Ну да, конечно, – миссис Блейк почему-то сделалось неловко. – Если мистер Кроссли так добр… Корделия…
Со всех сторон на них посыпались доброжелательные улыбки и прощальные напутствия. Когда коляска отъехала, воцарилось молчание.
Корделия первая нарушила его.
– Стивен, это был неосмотрительный поступок. Хью Скотт знает Брука и…
– Я не мог удержаться. Мы так мало видимся, это меня угнетает. Вы не слушаете?
– Мистер Фергюсон услышит скрип коляски и спросит, кто меня подвез.
– Можно остановиться на безопасном расстоянии. Сегодня удивительный вечер. – Он нагнулся вперед и попросил кучера остановиться. – Маркус, мы с леди немного прогуляемся. Через полчаса ждите меня при въезде в Гроув.
Корделия нерешительно вышла из коляски. В небе догорали последние солнечные лучи; сквозь прозрачную дымку теплого летнего воздуха уже мерцали звезды. К северу от них, над центром города, светилось зарево. Разноэтажные здания на Оксфорд-Роуд казались темно-серыми, так же, как деревья. Поскрипывая и потрескивая, двухместная "виктория" покатила дальше и скоро скрылась из виду.
– Маркус – преданный слуга, – заверил Стивен. – Он никому не скажет.
Они медленно пошли по улице. "Ну и что тут такого, – думала Корделия. – Возможно, риск – неотъемлемая часть наслаждения жизнью. А вечер, и правда, удивительный."
– Стивен, вы – непревзойденный мим, – похвалила она.
– Это моя вторая натура.
– Вы росли в театре?
– Мое первое воспоминание детства – гримерная за кулисами. Вы знаете, моя мать была актрисой.
– Нет, я не знала. Вы не рассказывали.
– Да, собственно, и нечего. Она была талантливой актрисой и никудышной женой и матерью.
– Расскажите мне о ней.
– Неужели вам интересно?
– Да.
Он посмотрел на нее.
– Поднимите вуаль. Это великий грех – прятать ваше лицо.
– Хотите, чтобы меня узнали?
– Здесь почти нет фонарей.
– Хорошо. Рассказывайте, пожалуйста.
Он несколько мгновений вглядывался в ее лицо. Корделия почти физически ощущала на себе этот взгляд. Ее охватило приятное волнение.
– Рассказывайте, прошу вас.
– Она была красивой женщиной. Не такой красавицей, как вы, но…
– О?
– Я серьезно. Но у нее были задатки первоклассной актрисы – во всяком случае, я слышал об этом. Она вышла замуж за отца, когда он был режиссером сцены в небольшом театрике в Бристоле. Через несколько месяцев после свадьбы он рискнул перебраться в Лондон. Там им сначала не везло, они голодали. Потом мать получила роль без слов в "Лицее", а отец устроился на работу в "Гроздья", это один из его первых мюзик-холлов. Благодаря поддержке отца и его наставничеству мать начала подниматься вверх по лестнице и наконец получила первую большую роль. И тут вдруг на свет появляюсь я – писк, визг и прочие прелести. Ей не потребовалось много времени, чтобы решить, что отец уже научил ее всему, что знал, и теперь я буду камнем висеть у нее на шее. Поэтому она бросила нас и начала думать только о собственных интересах. Она имела бешеный успех в трех хитах, а потом уехала в Нью-Йорк и навсегда осталась там.
– Сколько вам тогда было?
– Около трех лет.
– И с тех пор вы ее не видели?
– Нет. Она умерла десять лет назад.
– Простите.
Стивен немного помолчал, а затем произнес:
– Не знаю… Может, оно и к лучшему. Вы считаете, она могла исправиться?
– Трудно жить без матери. Возможно, будь она с вами, вы бы иначе смотрели на жизнь.
– Пожалуй, мне было бы легче, если бы она оставила нас ради другого мужчины.
Корделия молча размышляла над его рассказом, пытаясь представить, как бы она сама росла без матери. Теперь она лучше понимала Стивена – ей открылись мотивы некоторых его поступков. Иногда ее ранила небрежность его тона. А временами вдруг охватывало тепло его искреннего восхищения – оно растекалось по всему телу – сладкое, пульсирующее, опьяняющее…
Он продолжал:
– Разве это не естественнее и человечнее? И разве мы не смогли бы понять женщину, сделавшую неправильный выбор и вдруг полюбившую другого? Это был бы простительный грех, слабость, взывающая к снисхождению. Но оттолкнуть мужа и ребенка только потому, что они отбрасывают тень на ее карьеру… Я называю это подлостью. Скатертью дорога!
– Бывает, карьера значит для человека больше всего на свете.
– Так не должно быть – вот все, что я могу сказать.
– Вы имеете в виду женщин?
– Признаю – в женщине это еще отвратительнее.
Они помолчали. Стало уже совсем темно; птиц не было слышно.
– Мне нравятся ваши родные, – неожиданно сказал он. – Все до одного. Замечательные люди. Мне нравится смотреть на вас в их окружении, это вам гораздо больше к лицу, чем Гроув-Холл.
Ей стало любопытно.
– Почему же?
– Блейки – живые, подвижные, энергичные люди, отчасти похожие на меня. Вы тоже от природы такая, как я. Я мог бы часами сидеть у вас дома и наблюдать за вашим веселым, оживленным лицом. Корделия, что, если я приглашу ваших отца и мать на ужин во "Фри Трейд-Холл"? И Эстер с Тедди, и Хью Скотта?
– Спасибо, Стивен, – от души поблагодарила она. – Но из этого вряд ли что-нибудь получится. Мистер Фергюсон смотрит на моих родных сверху вниз. Наверное, считает их неподходящей компанией.
– Как? Почему?
– В общем, я думаю, папа не пойдет. Он уже девять месяцев не переступал порог Гроув-Холла. Может, вы пригласите только Эстер, Тедди и Хью? Мне жалко лишать маму удовольствия, но…
– Как скажете.
– Большое спасибо за заботу. Может быть, вы будете так добры пригласить их в другой раз, когда не будет Фергюсонов? Думаю, я найду какой-нибудь предлог присоединиться к вам.
Она наслаждалась прогулкой, тем более что разговор шел серьезный, без тени флирта, и была явно раздосадована, когда показались ворота Гроув-Холла.
