Мюйрин чувствовала, как Локлейн пытается сдержаться, каждый раз продвигаясь все дальше, и желание становилось все более невыносимым. С тех пор, как три года назад от него сбежала невеста, он больше не верил, что сможет так сблизиться с женщиной. Теперь же он хотел сдержаться, продлить это ощущение, дать ей столько наслаждения, сколько она принесла ему.
Тяжелое дыхание Мюйрин свидетельствовало о том, что она испытывает глубочайшее удовлетворение. Локлейн попытался приостановиться на миг, но она отвела свои губы от его ищущих губ и умоляла: «Давай, Локлейн, пожалуйста!»
Она впилась ногтями ему в спину. И он отдал ей всего себя, погрузившись в нее, трепетно пульсируя внутри нее, пока не достиг того состояния, когда готов был прокричать о своей радости на весь мир.
После он бережно передвинул ее на ее сторону кровати, а сам дотянулся до одеял и укрыл их обоих. Его большие руки, теплые и крепкие, продолжали гладить ее, пока она не почувствовала, как в ней снова поднимается волна возбуждения.
Локлейн пытался оттянуть момент, ошеломленный страстью, которую прежде ему никогда не приходилось испытывать. Но Мюйрин не хотела останавливаться: обхватив его одной ногой за талию и наклоняясь к нему, она дождалась, пока они снова слились в единое целое. Локлейн поглаживал изящный изгиб ее спины и играл роскошным водопадом волнистых волос, спадавших ей на плечи в восхитительном беспорядке.
Мюйрин гладила его по щекам, осыпая его веки поцелуями, прежде чем ее язык снова войдет в его рот, и так снова и снова, делая то же, что и он. Игриво покусывая мочки его ушей, она почувствовала, как Локлейн снова начал дрожать. Она не хотела показаться чересчур ненасытной в своей страсти, но оказалась достаточно проницательной, чтобы заметить, что действия Локлейна порой не соответствовали ее порывам. Она жаждала подарить ему себя, показать, как он ей необходим. Она стремилась быть любимой и желанной не из-за своего богатства или социального превосходства, но прежде всего как привлекательная женщина.
А, конечно, Локлейну она не могла надоесть – раз или два он отрывался от нее, чтобы укротить свои желания. Он мягко перевернул ее на спину и нежно поглаживал, как будто пытался запомнить каждый изгиб.
– Ты разочарован? – наконец осмелилась прошептать Мюйрин, наблюдая за тем, как внимательно он разглядывал ее обнаженное, тело, и болезненно переживая из-за своей неопытности.
– Да что ты! Я никогда в жизни не видел ничего более прекрасного, Мюйрин. Ты должна это знать, – уверенно сказал он, целуя поочередно каждую ее грудь.
Он осыпал горячими поцелуями ее талию и мягко перевернул ее на живот. Теперь он гладил ее по спине и терся слегка щетинистой щекой о ее мягкую кожу. Он впитывал ее аромат, и тепло, и мягкость, как высыхающий в пустыне цветок впитывает влагу после дождя.
Мюйрин задрожала от нового прилива наслаждения, которое ей принесло легкое прикосновение его руки. Когда его рука опустилась, лаская ее между бедрами, она уже не могла контролировать себя.
Поворачиваясь в его объятиях, она просила:
– Сейчас, Локлейн! Иди ко мне!
Локлейна поразила ее страстность, и сопротивляться этому он не смог бы, даже если бы захотел. Он уверенно вошел в нее, и лицо Мюйрин не залилось краской, а дыхание не стало уча щенным. Локлейн видел, как она боролась с собой, пытаясь скрыть свои порывы. Резко изменив ритм, все усиливая теми своих ударов, он прошептал ей на ухо:
– Расслабься же, Мюйрин.
Тело Мюйрин ответило ему согласием.
– О Локлейн! – вскрикнула она, и ее глаза распахнулись, когда сверхъестественные ощущения пронзили ее от ног до головы. Она снова впилась в его спину ногтями, пребывая на вершине наслаждения и унося Локлейна с собой к небесам.
Когда наконец они оба успокоились, абсолютно удовлетворенные, в объятиях друг друга, сон унес их далеко-далеко.
С холодным светом дня пришло понимание того, что она сделала. Мюйрин проснулась и увидела, что она в постели одна. Она уже готова была признать, что ночь любви с Локлейном приснилась ей, если бы не увидела собственными глазами испорченные простыни и не чувствовала характерного лесного аромата Локлейна на подушке, которую она, проснувшись, обняла. Приятная боль в бедрах и в низу живота напоминали о восхитительных ощущениях, которыми Локлейн наполнил ее этой ночью.
Но что он теперь о ней подумает? Разве может он ее любить? Его сердце переживает безвозвратную потерю оттого, что ушла Тара. Он сам ей это сказал. Мюйрин позволила их дружбе перейти в нечто большее. Она пыталась сопротивляться их нарастающей близости, но устала бороться со своим желанием. И вот теперь она должна решать, что же дальше.
Наконец она остановилась на том, что посмотрит для начала, как поведет себя Локлейн. Если он будет холодным и чужим, она поступит так же. Если она заметит хоть малейший признак сожаления с его стороны, они просто сделают вид, что ничего не случилось. Ну а если он хочет большего?
Мюйрин не была глупа. От мысли о нежеланном ребенке ее бросило в дрожь. Она потянулась к своему туалетному столику, чтобы набросить халат, который оставила на спинке стула, затем взяла щетку и откинулась с ней в кровати. Приводя свои спутавшиеся волосы в какое-то подобие порядка, она решила, что хоть и будет когда-то рада обзавестись ребенком, но сейчас явно не тот момент.
Что скажут ее родители? Или Элис? Прошло уже достаточно времени, чтобы люди заподозрили, что это не ребенок Августина, разве что она объяснит как-то затянувшийся срок. Да, но, может, она вообще не беременна?
– Но тогда, конечно, если я уже все равно… – вслух бормотала она, но тут же прервала себя.
Она поднялась с постели, чтобы снять испачканные простыни, и заткнула их в нижний ящик тумбочки. Она больше всего не хотела, чтобы Локлейн узнал, что она была девственницей, и потом либо корил себя, либо жалел ее. Вообще плохо, что он постоянно наблюдал за ней, когда приехал, подумала она, выходя в коридор и проверяя каждую комнату, пока не нашла подстилку, служившую ему постелью.
Так она и сейчас под его контролем! Открытие это было неприятным. Чего она уж точно не хотела, так это чтобы Локлейн обращался с ней, как с маленькой или слабой. И уж тем более она не хотела его обременять. Кроме того, она понимала, что из отношений, построенных на жалости, не выйдет ничего хорошего.
Нет, Мюйрин хотела доказать Локлейну, что она сама может твердо стоять на ногах, быть независимой. Но обязательно ли это должно исключать их роман? И что вообще может быть у них общего? Могут ли они рассчитывать на будущее? Все это так запутанно, вздохнула Мюйрин, застилая постель. Часы на колокольне близлежащей церкви пробили восемь, и она стряхнула с себя оцепенение. Совершенно не обязательно принимать решение немедленно. Нужно просто подождать, как будут развиваться события. Она абсолютно не представляла, чего хочет Локлейн, какие у него планы, а такой вопрос задать непросто.
