Почти.
Он провел рукой по ее спине, глядя, как она трепещет, погладил Эмму по щеке.
– На колени, – скомандовал он. – Упрись локтями в кровать.
Помог встать ей в эту позу и снова полюбовался. Сжал член, несколько раз потянул, стремясь достичь хоть какого-то облегчения. Ее ягодицы изящно приподнялись. Ждущие. Готовые принять его. Он взглянул на Эмму – она пылко смотрела на него, облизывая губы.
Все, хватит дразнить и себя, и ее. Он хочет ее прямо сейчас.
Люк встал поудобнее и направил копье к ее входу. На этот раз никаких предварительных игр. Он вторгся в нее одним мощным толчком. Она дернулась, изогнула спину. Да, она перед ним на коленях, держа связанные руки перед собой, склонив голову! Ему чертовски нравилось видеть ее такой.
Он схватил ее за бедра. Кожа под руками такая мягкая и теплая, а на изящной талии словно специально сделаны выемки для его ладоней.
Люк вонзался в нее, чувствуя, как шелковистые стенки ласкают его естество.
– Так чудесно, – сказал он. – Ты такая тугая и сладкая. – Услышав ее низкий стон, он добавил: – Да, это правильно. Я хочу слышать, что тебе хорошо.
Очень скоро она начала выгибаться и дергаться. С каждым его толчком они соударялись телами. Эмма сжимала его естество все сильнее – явный признак того, что она вот-вот кончит.
– Да, – поощрял ее Люк. – У тебя там становится все плотнее. – Он стиснул зубы, стараясь удержаться и не взорваться прямо в ней. – Ты сведешь меня с ума, Эм. – Он крепче сжал ее бедра, направляя движения тела.
Она хрипло выдыхала «Ах! Ах! Ах!». Спина изогнулась, затем выпрямилась. Лбом Эмма уперлась в кровать, приподняв зад так, чтобы он мог проникнуть еще глубже.
И тут она резко выгнула спину и запрокинула голову назад. Потрясающая пульсация словно выдаивала его член.
«Проклятие. Погоди, погоди. Проклятие!» – мысленно восклицал Люк. Он хотел бы остаться внутри, пока она не успокоится, но, черт возьми, он сейчас тоже взорвется!
Как только она перестала содрогаться, Люк мощно ворвался в нее, впиваясь пальцами в нежную плоть бедер, погружаясь все глубже и глубже. Раз, два, три. И рывком вынырнул наружу, обхватив ее одной рукой, содрогаясь от наслаждения, изливаясь в расщелину между ягодицами.
Слегка успокоившись, он рухнул, обмякнув, рядом с Эммой, прижимая ее к себе.
Дрожащими руками развязал на ней путы, отшвырнул их куда-то и начал растирать запястья.
– Мм, – протянула Эмма.
– Означает ли это, что вам понравилось, когда вас связывают, миссис Кертис? Потому что я задал этот вопрос уже несколько раз, а вы все еще не ответили.
– Мм, – повторила она, а несколько минут спустя добавила низким, чувственным голосом: – Да, Люк. Мне понравилось, когда меня связывают. Очень, очень понравилось.
В течение нескольких следующих дней Люк не раз нашел отличное применение своему галстуку. И ее чулкам. И двум ярдам мягкой хлопковой веревки, купленной им в ларьке в базарный день.
Как выяснилось, Эмме действительно нравилось, когда ее связывают. А ему ужасно нравилось это делать. Он связывал ее запястья. Щиколотки. Привязывал ее к стулу и овладевал, как хотел. Привязывал к столбикам на кровати, и она лежала перед ним распростертая – к его вящему удовольствию и к ее тоже. Жаль только, мебели в комнате оказалось маловато, но увы, это была всего лишь простая деревенская гостиница.
И она выкрикивала его имя. Кричала в экстазе. Достигала пика чаще, чем он мог сосчитать. И ни единого раза не попросила его прекратить. Люк совершенно не сомневался, что ей это и в голову не приходило, даже тогда, когда он затягивал на ее руках и ногах замысловатые узлы, не позволявшие ей шевельнуться.
Связанная Эмма представляла собой соблазнительнейшую эротическую картинку, приводившую его в благоговейный восторг. Он и раньше связывал женщин. Некоторые это ненавидели, и далеко не одна потом обзывала его ублюдком. Некоторым это вроде бы даже нравилось, но ни одной настолько, насколько Эмме. Она как будто наслаждалась этим, кожа ее становилась настолько чувствительной, что малейшее прикосновение заставляло ее содрогаться, а нежное поглаживание доводило до пика удовольствия.
Он никогда раньше не получал такого сексуального насыщения. Никогда не чувствовал себя более спокойным. Все те острые края внутри, которые прежде так мучительно его царапали, сейчас сгладились и лишь слегка задевали.
И все-таки в их последнюю ночь в Беррике-на-Твиде ночной кошмар вернулся.
Он заснул после очередного раунда неистовых постельных игр и несколько часов крепко проспал. А потом началось.
Люк бежал быстро, как только мог. Камешки и ветки хрустели у него под ногами. Он подбегал к ручью в Айронвуд-Парке, надеясь добраться до леса, где можно спрятаться под деревьями. Но все напрасно. На руке сомкнулись пальцы, стиснули мощным, толстым обручем, дернули назад. Он посмотрел в разгневанное, перекошенное лицо отца, учуял резкий запах шерри и вздрогнул. Он ненавидел запах шерри.
– Как ты смеешь убегать от меня? – грозно прошипел отец.
Люк не ответил. Он слишком испугался, чтобы ответить. Герцог придвинулся еще ближе, его пронзительные зеленые глаза словно нырнули в душу Люка.
– Посмотри на себя! Ты никогда не сможешь скрыть свое истинное уродство, Лукас, свою врожденную дурную натуру. Так что и не утруждайся напрасно. Ты никогда не будешь похож на брата. И никогда не станешь наследником, потому что не достоин этого. Слышишь меня? Ты никогда не будешь достойным! Никогда!
Люк всегда хотел спросить: «Почему? Почему ты меня так ненавидишь? Что я сделал?»
Но он знал, что сделал, – он существует. Само его существование вызывает у отца отвращение.
Герцог шумно вздохнул, и Люк вздрогнул. Он знал, что последует дальше.
– Повернись. Раз ты отказываешься сам изгнать из себя зло, мне придется выбить его из тебя.
– Нет, отец! – захныкал Люк, но его голосок звучал так жалко по сравнению с гулким, подавляющим голосом отца.
Герцог швырнул его на землю, задрал на нем рубашку, взмахнул хлыстом. Люк скорчился на земле, но хлыст уже со свистом разрезал воздух и опускался, чтобы располосовать его кожу…
Люк рывком сел и, задыхаясь, нагнулся вперед. Спина горела от удара. Кровь течет? Он извернулся, пытаясь разглядеть… И постепенно сообразил, что он в постели. Одет в рубашку, мокрую от пота, а не от крови.
Рядом заерзала Эмма.
– Что случилось? – пробормотала она. – Что такое, Люк? Ты хорошо себя чувствуешь?
