И это Майлз.
И тут оказалось, что Элизабет не может найти саркастического ответа на его язвительное замечание. Они постояли так всего мгновение, потом он слегка вопросительно поднял брови, и она поняла, что сердце у нее гулко бьется.
Совершенно без всяких причин.
Потом она повернулась и поспешила по лестнице и дальше, к своей комнате, не сказав больше ни слова.
Было очень поздно, комнату наполняли смутные тени. Мэдлин провела пальцами по его спине.
— Хм.
— Это комплимент? — рассмеялся Люк, и от его дыхания ее растрепанные пряди шевельнулись в такт с биением его пульса, замедленным теперь, после бурных любовных ласк.
Женщина, лежащая под ним, была совершенством — мягким и ароматным, созданным из пылких вздохов и чувственного тепла, и он поцеловал впадинку у нее на шее томным и нежным поцелуем.
— Я отвечу, когда снова смогу думать.
Мэдлин выгнулась под ним, все еще не открывая глаз, ее темные длинные ресницы лежали на высоких скулах.
Он скатился с нее и лег сбоку.
— И может быть, я вас услышу, когда гул в моих ушах ослабнет.
— А это комплимент?
Она пошевелилась и подвинулась ближе к нему. В воздухе стоял вызывающий запах секса.
Так оно и было — и она, без сомнения, знала это, несмотря на шутливый тон, которым задала этот вопрос, а он нарочно не смотрел на золоченые часы, тикающие на каминной полке. Ему нужно идти, это ясно, — но, что удивительно, ему этого не хотелось. А хотелось ему остаться в ее постели и в ее объятиях, но он решил, что потакать себе — опасно:
— Возможно, — ответил Люк нарочито легкомысленна но, хотя ничего легкомысленного в этой ситуации не было.
— Мы делаем друг другу комплименты. — Она потрогала его подбородок робким изучающим жестом, а потом быстро добавила:
— По крайней мере, здесь.
Она имела в виду — в постели. Эта уловка заставила его мысленно поморщиться, но ему не хотелось, чтобы она это заметила. Он взял ее руку и покрыл пальцы нежными поцелуями.
— Да.
Она нахмурилась, слегка сдвинув ровные брови.
— Или может быть, я просто наивна. Быть может, все женщины, с которыми вы спали, чувствуют себя вот так.
Как — вот так? Он чуть было не задал этот вопрос вслух.
Сфера чувств — опасная сфера. Он улыбнулся и, приподнявшись на локте, легко провел ладонью по ее груди и плоскому животу.
— Я думаю, вы анализируете то, что не поддается определению. Насколько мужчина и женщина получают удовольствие от общества друг друга — это всегда субъективные ощущения. Уверяю вас, я действительно получаю очень большое удовольствие, — сказал он.
— Кажется, вы говорите искренне…
Она выгнулась, когда Люк провел пальцем по ее бедру.
Он говорил искренне. И еще ему хотелось, чтобы он мог забыть сладость ее поцелуев, ее необычный вздох, когда он входил в ее хрупкое тело, теплый душистый шелк ее кожи… но он не мог. Оказалось, что он не может этого сделать, и чем бы ни кончилась их связь, у него созревало зловещее ощущение, что воспоминание о Мэдлин будет преследовать его так же, как его прошлое.
Другими словами, он ничему не научился на собственных ошибках, только прибавил к старым новые.
Это было совсем не то, чего он искал, когда поддался своему основному инстинкту и снова уложил ее в постель.
…Летняя ночь, случайная встреча, красивая дама в саду, когда он был о как уязвим и восприимчив, потому что Испания, осталась далеко позади, а он оказался в новой для себя роли виконта, и беспорядок его чувств привел к не вполне безупречному обмену обычными шутками… а потом… а потом Мэдлин посмотрела на него прекрасными глазами, и впервые со смерти Марии другая женщина вызвала у него проблеск желания. Она согласилась, когда он предложил проводить ее домой, и только потом, после ночи незабываемой страсти, он понял, что та, которую он соблазнил, была добродетельной молодой вдовой, только недавно снова начавшей появляться в обществе. Он не хотел этого, он просто хотел случайного соития…
«Или может быть, именно этого ты и хотел», — намекнул коварный голос у него в голове. Случайная связь не вызвала бы у него такого потрясения. Быть может, ему послали рай на земле, не обязав при этом надевать ангельские крылья.
— Никто из нас не забыл той давнишней ночи, — сказал он с вынужденной честностью, — иначе мы не оказались бы вместе. Не делайте ошибки, полагая, что вы такая же, как все.
Он хотел дать ей понять, что держится на расстоянии от нее по некоторым личным причинам.
— Вот как? — Ее неуверенный взгляд говорил о том, что она не понимает, как важно разобраться в его словах. — Почему я не такая же?
Он уже сказал ей слишком, слишком много и демонстративно скривил губы в едва заметной улыбке.
— С чего мне начать? Ни у кого нет таких грудей, как у вас. Женственные, пышные, но не настолько большие, чтобы не уместиться в моей руке. — Он обхватил ладонью се теплую податливую плоть. — Все мужчины на сегодняшнем балу завидовали мне.
— И каждая светская красавица ревновала меня после того, как мы сегодня появились и ушли вместе.
Мэдлин проговорила это весело, но в ее голосе прозвучала едва заметная тревога.
Он насмешливо фыркнул.
— А каждый молодой денди хотел вырвать мне сердце, потому что я здесь, с вами.
— Но я не хочу… — Она посмотрела ему в глаза и добавила приглушенным голосом: — Быть с ними, я имею в виду.
Плохо, что он поверил ей. Нельзя сказать, что у него было достаточно оснований, чтобы высказать свое мнение, но он ей поверил и был настолько надменен, что спросил, в свою очередь:
— А в чем я не такой?
— Не знаю.
Люк пробежал пальцами по радужным дорожкам, оставленным его семенем на ее бедре.
— Я тоже не знаю, почему я здесь. — После чего он усмехнулся, не желая примешивать ничего серьезного к своему нынешнему состоянию удовлетворенности. — Хотя слишком большое количество размышлений в такое время — вещь опасная. Скажем только, что, по моему мнению, вы немного угрожаете спокойствию моей души, и при этом все-таки я не могу совладать с телесными порывами.
— Вы в этом не одиноки. Логика бессильна в нашем случае, так что давайте не будем делать напрасные попытки и терять время.
Она улыбнулась в ответ, в ее глазах было что-то озорное.
— Могу ли я добавить, что мне нравится то, что делают сейчас ваши пальцы, но лучше бы они переместились на несколько дюймов выше?
Он обрадовался ее желанию прекратить разговор, особенно потому, что прагматическое расследование мотивов и последствий стало просто невозможным, когда она откинулась на тонкие льняные простыни, манящая и доступная для эротической игры. Ее длинные светлые волосы, густые и блестящие, напоминали китайский шелк, они были не цвета золота и не цвета платины, но какого-то ускользающего оттенка, среднего между двумя этими цветами, а необычный разрез глаз вызывал в памяти образы гарема и экзотических запретных вечеров где-то далеко от этого мира. То была фантазия, и он более чем охотно покорился ей — и самому себе.
