Он обрадовался ее желанию прекратить разговор, особенно потому, что прагматическое расследование мотивов и последствий стало просто невозможным, когда она откинулась на тонкие льняные простыни, манящая и доступная для эротической игры. Ее длинные светлые волосы, густые и блестящие, напоминали китайский шелк, они были не цвета золота и не цвета платины, но какого-то ускользающего оттенка, среднего между двумя этими цветами, а необычный разрез глаз вызывал в памяти образы гарема и экзотических запретных вечеров где-то далеко от этого мира. То была фантазия, и он более чем охотно покорился ей — и самому себе.
— Вот так?
Он легко коснулся ее, обвел изящный треугольник волос между ее бедрами, а потом его палец скользнул внутрь для исследования. Конечно, там было влажно от ее желания и так горячо и узко, что он снова начал затвердевать.
Даже он удивился, потому что, хотя у него никогда не было проблем с потенцией, он считал себя уже удовлетворенным.
Лежа на спине, она опустила ресницы и раздвинула ноги.
— Вы никогда не устаете?
— Немного устал. — Он поцеловал ее грудь, ощутил запах кожи, и ее солоноватый привкус подействовал на него как самое сильное возбуждающее средство. — Но явно не готов еще уйти.
— Я вижу.
Она бросила взгляд из-под отяжелевших век на его оживающую плоть.
— Вы не слишком устали, чтобы мне нельзя было остаться еще на некоторое время?
— Совершенно нет.
Спокойный голос подтверждал ее искренность.
— Так я и подумал.
Опираясь на локоть, Люк принялся ласкать ее сначала одним пальцем, потом двумя, от чего она судорожно втянула в себя воздух.
— Да.
Ее бедра двигались в такт с его пальцами.
— Разве я задал вам вопрос?
— Не знаю.
Она задыхалась, а он продолжал:
— Вы хотите, чтобы я снова вас взял?
Она посмотрела на него, испуганная и не совсем уверенная, понял ли Люк, что они с мужем никогда не занимались в постели любовными играми. Он продолжал возбуждать ее, медленно растягивая губы в усмешке.
— Простите мою откровенность, но мой статус мальчика-певчего уже давно отменен.
— Это меня не удивляет. Вы не имеете права ни на что, хотя бы отдаленно относящееся к божественным рудам…
Мэдлин могла бы сказать и больше, но он нова пошевелил пальцем и она только быстро втянула в себя воздух и задрожала, при этом ее лицо сильно покраснело.
— О Боже…
— Попросите меня вежливо, и я перестану.
— Люк…
— Достаточно будет простого «пожалуйста».
Он понимал, что она вот-вот кончит.
— Хорошо… да, пожалуйста.
Он угодил ей и с удовлетворением почувствовал, как сжались ее мышцы вокруг его пальцев, когда она достигла оргазма. Он держал ее в этом состоянии долго и томительно, пока она не оттолкнула его руку и не легла, задыхающаяся, дрожащая всем своим роскошным телом.
— Животное, — сказала она коротко.
Он рассмеялся и вытянулся рядом с ней, его плоть опять была в полной готовности.
— Вы меня просили.
— Вероятно, Олти, в ваших развлечениях могут участвовать двое.
Сказав это, Мэдлин стала на колени, откинув волосы назад.
Было приятно видеть удивление в его глазах, потому то его обычная холодная искушенность часто заставляла ее чувствовать себя юной простушкой. Она хорошо понимала, что он может в любое время оказать сопротивление, и с этим ничего не поделаешь, но когда она положила руки ему на плечи и приказала ему лечь навзничь, он подчинился, выразив свое возражение, всего лишь тем, что слегка выгнул брови.
Красоты его тела было достаточно, чтобы она остановилась и восхитилась крепкими очертаниями этого мускулистого торса, длинными ногами, плоским животом и, разумеется, размером его пениса. По натуре она не была дерзкой, но эти постельные схватки с Люком были совершенно новы для нее. Она больше не была покорной женой, узнающей об интимной жизни супругов урывками и по мелочам; она была теперь именно любовницей.
Как ни странно, это вызывало у нее особое ощущение собственной просвещенности и власти. Она сама выбрала все это. И если завтра ей захочется уйти, она уйдет. Он отпустит ее — она это знала, — и может быть, благодаря этому их плавание казалось ей… безопасным.
Оказывается, власть может опьянять.
Она протянула руку и обхватила его напряженный член, удивляясь, что ее испытующие пальцы ощущают удары его пульса.
— Что, если я теперь извинюсь за то, что поступал так деспотически? — спросил Люк сдавленным голосом.
— Вам это не нравится?
Ее пальцы скользнули по напряженной, разгоряченной плоти и сжали ее у основания.
— Мне это очень нравится, но у меня такое ощущение, что вы вознамерились как-то отомстить мне. — Его глаза под тяжелыми веками смотрели настороженно. — А мое положение в данный момент весьма уязвимо.
Он слишком красив, подумала она, со спутанными волосами и патрицианскими чертами лица, не говоря уже о летучей улыбке, которая появлялась редко, разве только он нарочно старался быть очаровательным. Он опирался о ее кружевные подушки и казался более мужественным, чем когда-либо.
— Я не сделаю вам больно, — пообещала она.
Потом наклонила голову. Колина она ублажала ртом всего один раз, и произошло это, когда они уже были женаты больше года; он тогда шепотом попросил ее об этом, чем и потряс до глубины души. Но если она помнила правильно, ему это понравилось до необычайности, и Люк, конечно же, заслуживал того, чтобы ему доставили такое же бесстыдное удовольствие, какое испытала она от манипуляций его пальцев.
Она осторожно лизнула распухший кончик его члена и услышала в ответ довольный стон. Он хрипло прошептал:
— Мэджи…
Его крепкие бедра были напряжены под ее ладонями, и она осторожно двигала языком по его члену, сознавая, что не очень-то умеет делать то, что делает, но с каждым моментом совершенствуясь. Если его прерывистое дыхание о чем-то говорило, то недостаток у нее практики не имел значения.
— Вы… не стоит.
Его пальцы впились ей в волосы, что не соответствовало его словам.
Хотел ли он сказать, что истинная леди не должна так поступать? Может быть, но она обнаружила, что в постели быть леди не значит обладать какими-то реальными преимуществами, а вот делать то, что тебе нравится — и что нравится твоему партнеру, — гораздо приятнее. Например в данный момент Люк находится всецело в ее власти, его шея выгнулась на подушках, грудь часто вздымалась, и было слышно, как из нее с шипением вылетает дыхание.
Как приятно поставить на колени человека с таким необычайным самообладанием, пусть даже только в фигуральном смысле.
