В то время как Гейл постигала парадокс покорения и покорности. Ее тело, предав разум, отказывалось ждать, когда она опишет или попытается осмыслить происходящее. Внутри ее зрело новое зерно раскаленного докрасна возбуждения, только на этот раз она знала, какой будет кульминация, и приветствовала разгоравшийся огонь.
Каждый дюйм ее тела принадлежал Роуэну, льнул к нему и упивался близостью с ним. Гейл удивляло, с какой легкостью женщина способна сдаться, но страсть и наслаждение в награду перевешивали чашу весов.
В сплетении их рук и ног, в резкости движений не было никакой элегантности, но это ей нравилось. Не было ни изысканности, ни меры. Как не было науки или искусства. Был только секс.
Слыша женские стоны, Гейл не сразу поняла, что это ее собственный голос.
Чтобы заглушить крики, она повернула голову и уткнулась лицом в подушку. В безжалостной пытке поиска ощущений он яростно владел ею, все выше поднимая ее бедра и все шире раздвигая ноги. И это было раем.
Преображением, какое не могла описать ни одна книга. Свершением, не поддающимся никаким словам. И снова все закончилось свободным падением, разрушившим все ее представления о том, как это будет и какой женщиной она станет.
Ощутив спазмы ее плоти, Роуэн сам испытал экстаз, потрясший его тело, и прикусил губы, чтобы не переполошить криком весь дом.
Экстаз растянулся на бесконечные секунды, и Роуэн был рад, что в забытьи своего апогея она не вспомнила о нем. Это дало ему время, чтобы взять себя в руки и обрести дар речи.
«Черт! Слишком долго… Эш всегда говорил, что мужчина может испытывать это долго и закончить полным идиотом, не способным промолвить и слова, но до сего момента я ему не верил…»
Соскользнув в сторону, он снял использованный контрацептив и нашел полотенце. Когда его дыхание вернулось в норму, он, как мог, привел Гейл в порядок.
— Вот так-то лучше.
Потом, как ни глупо это звучит, натянул одеяло и прижал ее к себе, чтобы проследить, как срываются с ее кожи последние всплески волн блаженства.
«Кто бы подумал, что кухонная драма приведет ее в мои объятия!»
Реальная опасность Флоренс не угрожала. Человек мог потерять руку и не истечь кровью при наложении сдавливающей повязки, главное, чтобы кровь могла свернуться. Убивала обычно инфекция, но даже эту опасность Гейл своим уравновешенным подходом к происшествию свела к минимуму. Она доказала свою профессиональную пригодность в условиях чрезвычайной ситуации.
Но Роуэн ждал неизбежного — когда эта красивая головка оценит факты, и, собравшись с духом, готовился к худшему, гадая, сколько времени для этого понадобится и не сможет ли ее отвлечь…
— Надо же, я завалилась с тобой в кровать из-за нескольких порезанных пальцев.
Он приподнялся на локте, чтобы посмотреть ей в лицо.
— Да.
Прикусив губу, она улыбнулась:
— Это как-то странно, тебе не кажется?
Он поцеловал ее в щеку и не удержался от искушения помедлить и пробежать губами вверх, по изысканной линии скулы к виску.
— Я не в том положении, чтобы спорить, если только ты не собираешься обвинить меня в том, что я соблазнил тебя из-за порезанных пальцев.
Гейл хихикнула, но тут же спохватилась:
— Наверно, я должна испытывать сожаление…
— И ты его испытываешь?
— Нет, — покачала она головой.
— А что ты чувствуешь?
— Мне неловко это говорить.
—Тогда закройте глаза и позвольте нам это услышать, мисс Реншоу.
Она послушно закрыла глаза, и Роуэн терпеливо ждал, водя пальцами по ее обнаженному плечу и руке.
— Полученный опыт меня изменил.
— Да?
— Я распутная женщина, Роуэн. Я горю желанием испытать это вновь. Наверно, в книжках все правильно написано. Если женщина…
Его поцелуй помешал ей закончить мысль. Гейл распахнула глаза. Лучась новым теплом, они сказали Роуэну, что она его внимательно слушает.
— У нас у всех одинаковая натура, мисс Реншоу. Мы существа из плоти и крови, и нас влечет друг к другу все та же сила, с которой люди бьются на протяжении всех веков, как вышли из пещер. Но ты совершенство, а как же иначе? И в этой связи между нами, в этом огне есть что-то особенное, Гейл. Не поддающееся науке.
Она прижалась к нему и, распластав ладонь на его груди, играла с курчавой порослью, невинно распаляя вновь возродившееся желание.
— Я далека от совершенства, Роуэн.
— Как и все люди. — Он обнял ее крепче, сожалея, что не может остановить это мгновение. — Что касается смерти Шарлотты…
— Я не уверена, что хочу сейчас слышать об этом. — Оттолкнувшись от него, Гейл села, натянув на грудь одеяло. — Роуэн, я… голая и не думаю, что хочу слышать, как ты произносишь даже ее имя. Я понимаю, что это не совсем логично, но обещаю, что внимательно выслушаю тебя, когда на мне будет не менее трех слоев одежды, и я буду иметь представление, где мои туфли.
— Вот тебе новая медицинская теория! Ты могла бы доказать, что человеческая способность слушать связана со степенью обнаженности.
Она ударила его подушкой, игриво прекращая дебаты.
— Поговори мне!
— Что ж, раз одна тема под запретом, попробуем другую. Мое внутреннее чувство подсказывает мне, Гейл, что я должен проявить благородство и попросить тебя выйти за м…
— Постой! — Она приложила пальцы к его губам. Ее глаза потемнели, как от боли. — Мне нужно время, чтобы ко всему этому привыкнуть! Я планировала… у меня столько планов на жизнь, которые я пытаюсь воплотить, но это? Это не входило в мои планы. Пожалуйста, Роуэн, дай мне время.
— Время. — Он взял ее руку и поцеловал ладонь. — Да. Я сделаю все, чтобы ты получила то, что тебе нужно.
— Спасибо.
Гейл наклонилась, чтобы наградить его поцелуем.
— Можешь… пока голая… рассказать мне о себе и своей семье? — пошутил Роуэн. — Или эта тема также требует наличия хотя бы туфель?
Она отвела взгляд, но на этот раз его терпение не получило награды. Она не поделилась с ним ни словом о своей матери или о себе, и Роуэн понял, что лучше отступить. Мисс Гейл Реншоу, хотя и обнажилась перед ним в буквальном смысле, по-прежнему оставалась существом далеким и неизвестным.
Роуэн со вздохом перешел к делам более насущным.
— Очень хорошо. — Он протянул ей упаковку презервативов. — Я понимаю, что эта тема далека от романтичности, но она неизбежна. Будь любезна… вот жестянка с предохранительными средствами. Не думай, что я вообразил себе что-то или отношусь к твоему согласию на будущие встречи как к чему-то решенному, но пусть они лучше будут у тебя, Гейл. Убери их в свою тумбочку или куда-то в укромное место, где Флоренс или миссис Эванс их не обнаружат.
