И Джеймс.
С ее губ слетел возглас отчаяния. Что сделает Джеймс? Он скомпрометировал сестру своего лучшего друга, представителя высшего света. В подобной ситуации приличия предполагают только одно решение — предложение.
Мисси пронзила дрожь предвосхищения. Брак с Джеймсом стал бы осуществлением ее самой заветной мечты. И вынужденным поступком, чего он не простил бы ей до конца своих дней, последовала отрезвляющая мысль. Она совсем не хочет быть навязанной ему как ненужный багаж. Уж лучше лишиться репутации, чем терпеть подобное унижение.
Раскаяние, как обнаружил Джеймс, весьма неприятное чувство.
Последние десять минут он был занят тем, что взбалтывал легкими движениями бренди в бокале, наблюдая, как золотистая жидкость плещется о стенки. Но во всем мире не нашлось бы такого количества алкоголя, чтобы утопить в нем его вину. Трезвый как стеклышко, он задумчиво смотрел на хрустальный бокал в руке.
Поскольку все в доме напоминало ему о Мисси, Джеймс ретировался в единственное место, где мог найти утешение, — в «Уайтс».
В клубе кипела обычная активность, но звуки мужских голосов не оказали на него отвлекающего действия, как он надеялся. В воздухе висел сигарный дым, настенные светильники создавали приятный полумрак. Несколько знакомых попытались завести с ним разговор, но, не встретив отклика, отправились на поиски более приветливой компании.
Он погубил ее репутацию.
Эта мысль пронзала его, как раскаленный кинжал. Он погубил невинную девушку. Мысленным взором Джеймс видел дверь, захлопнувшуюся перед его свободой. Не было ни способа, ни места, где он мог бы скрыться от последствий своего поступка. Из-за его несдержанности Мисси практически лишилась шансов сделать хорошую партию, хотя нашлось бы немало джентльменов, которые были бы более чем счастливы взять ее в любовницы. Его кровь холодела при мысли о ее беспомощности перед негодяями и распутниками, которые набрасывались на беззащитных, как хищники. И еще более при мысли о том, что она будет отвергнута светским обществом. Как опозоренная.
Нет, он не может этого допустить. У него нет иного выхода, кроме как жениться на ней.
Его гнев утих. Он больше не испытывал ожесточения, заставившего его наброситься на Мисси с упреками. Как бы ему ни хотелось этого, он не мог снять с себя вины за случившееся. Он был добровольным и весьма активным участником того, что он мог описать как лучший опыт в своей жизни.
Образ Мисси, с разрумянившимся лицом, припухшими от поцелуев губами, растрепанными каштановыми локонами, упругой грудью и темной порослью волос, венчающей средоточие ее женственности, заставил его пульс участиться, а естество — воспрянуть. Джеймс был рад, что сидит и стол надежно скрывает его возбужденное состояние.
Большинство мужчин не задумываясь поменялись бы с ним местами, подумал он, окинув помещение беспокойным взглядом. Он заметил Кодуэла, Содерсуорта и Рамзи. Все наследники титулов, про каждого известно, что он ухаживает за прекрасной мисс Армстронг или ухаживал за ней прежде. При мысли о том, что ни один из них никогда не получит Мисси, Джеймс испытал удовлетворение и какое-то непривычное чувство, неохотно признав, что это чувство собственности.
Его судьба, остававшаяся неясной, когда он входил в массивные двери «Уайтса», теперь была ясно определена, и, как ни странно, идея женитьбы на Мисси больше не казалась похожей на тюремный приговор. Потребовались часы раздумий и переживаний, но после того, как он смирился с поворотом, который сделала его жизнь, дорога, которую Джеймс считал заваленной валунами, теперь представлялась ровной и гладкой, словно посыпанная щебенкой. Он мог бы сделать куда худший выбор, чем Мисси, и, возможно, никогда бы не сделал лучший. Разумеется, у них будет обычный светский брак. Со временем она будет даже рада, что ей не придется одной удовлетворять его потребности. Со своей стороны, он позаботится о том, чтобы она наслаждалась супружеским ложем. Если ее сегодняшний энтузиазм может служить свидетельством, у него не будет оснований жаловаться в этом смысле, по крайней мере до определенного момента, — пусть даже он уверен, что этот момент неизбежно наступит.
Армстронг — вот настоящая проблема. Убедить друга, что из него получится не просто хороший муж для Мисси, но самый лучший, — задача не из легких. Но у него нет выбора, если он не хочет лишиться дружбы Армстронга. Это была гнетущая мысль.
Джеймс поднес к губам бокал — первый за весь вечер — и сделал основательный глоток. Не пропадать же попусту отличному виски.
Проглотив содержимое бокала, он надел пальто и направился к двери. Неожиданно у него возникло ощущение, что за ним наблюдают, которое усилилось, когда Джеймс приблизился к выходу. Скользнув взглядом по комнате, заполненной элегантно одетыми джентльменами, он без труда обнаружил источник своего беспокойства.
Сидя за угловым столиком над своим четвертым стаканом — если три пустых, выстроившихся перед ним, могли служить указанием, — сэр Джордж Клифтон не сводил с него прищуренных глаз, даже не пытаясь скрыть своего интереса.
Джеймс помедлил, вопросительно приподняв бровь. Что он сделал, чтобы заставить этого типа наблюдать за ним с таким злобным выражением? Клифтон поднял полупустой стакан в откровенно издевательском приветствии, прежде чем проглотить его содержимое. Затем резко поставил стакан на стол.
Судя по отяжелевшим векам и остекленевшим глазам, он пребывал в изрядном подпитии, и только поэтому Джеймс не стал связываться с ним, требуя объяснений столь явной враждебности. Бросив еще один озадаченный взгляд на неподвижную фигуру, сгорбившуюся в углу, он вышел из клуба.
Виктория никогда не думала, что человеческое лицо может так побагроветь. Мать избавила ее от этого заблуждения.
Повернувшись к ночному горшку с содержимым того, что отверг ее желудок, она вытерла уголки губ влажной салфеткой, затем медленно поднялась на ноги, сознавая, что сейчас разразится тирада, неизбежная как гром после удара молнии.
— Кто отец? — осведомилась маркиза с тихой яростью. Без всякой преамбулы и лишних вопросов. Ее матери хватило нескольких секунд, чтобы оценить ситуацию, когда она вошла в комнату и застала дочь склонившейся над ночным горшком.
Виктория дрожала всем телом. У нее мелькнула мысль о том, чтобы отрицать правду. Возможно, она еще сумеет найти выход из того кошмара, в который превратила свою жизнь. Но за бешенством, сверкавшим в карих глазах матери, она разглядела убийственную решимость. По ее спине пробежал озноб.
