После обеда мальчика крестили и нарекли Алексеем Николаевичем Забелиным. Стоя в церквушке рядом с Катрин и держа на руках своего крестника, Павел испытывал странные чувства. Дожив до своих тридцати лет, ему ни разу не доводилось столь близко видеть новорожденного. Крохотные пальчики, маленький носик, темный пушок на голове вместо волос. В груди защемило от того, насколько трогательно беспомощным выглядел младенец. От того, что теперь он несет ответственность за этого ребенка наравне с его родителями, в нем проснулось желание защищать и оберегать его. Впрочем, о родителях здесь речи не шло. Гурьев понял, кто отец младенца, и в разговоре с Катей ни разу не упомянул его имя, предполагая, что весть о женитьбе Ника наверняка принесла ей и так немало страданий. Новость о том, что князь Елецкий вернулся с Кавказа с молодой женой, уже вовсю обсуждала добрая половина Петербурга, и после визита в Романцево Павел собирался заехать в Отрадное, чтобы повидаться с ним.
На следующий день, пообещав передать приветы Александре Михайловне и Георгию Константиновичу, Гурьев пустился в обратную дорогу, по пути свернув в Отрадное. По дороге он все гадал, знает ли Ник о том, что у него родился сын? А если знает, то как воспринял эту новость? Собирается ли признать его или сделает вид, что непричастен к его появлению на свет?
Николай только вернулся с прогулки верхом и спешился во дворе отчего дома, когда его внимание привлек звук подъехавшего экипажа. Разглядев герб на дверце, он ускорил шаг. С Павлом они не виделись с того самого памятного дня, когда он принял роковое решение о переводе на Кавказ.
Едва Гурьев ступил с подножки на землю, как тут же оказался в крепких объятьях.
- Поль! Дружище, ты ли это! - улыбался Ник.
- Неужели я так сильно переменился?! - рассмеялся Павел, внимательно вглядываясь в лицо лучшего друга и подмечая произошедшие в нем перемены: блеснувшее серебро на висках и затаенную грусть в темных глазах.
- Какими судьбами? Неужели так соскучился, что не дождался моего приезда в столицу?- пошутил Николай.
- Я в Романцево был, - серьезно ответил Павел.
Улыбка исчезла с лица Ника. Елецкий отвел взгляд и со свистом втянув воздух сквозь стиснутые зубы.
- Как она? - тихо спросил он.
Не нужно было называть имен, они оба знали, о ком говорят.
- Значит, ты знаешь? - вопросом на вопрос ответил Павел.
- Знаю, - опустил глаза Николай.
- Хороший мальчишка, - ухмыльнулся Поль. - Я его крестный. Назвали Алексеем.
Елецкий тяжело вздохнул.
- Я бы многое отдал, чтобы иметь возможность назвать его своим, но ты же понимаешь, что я связан по рукам и ногам! - едва не выкрикнул он, запуская пятерню в густую шевелюру. - Я не могу, - уже тише добавил он. - Наталья не должна узнать об этом. Я не хочу сделать ей больно.
- Значит, Катрин можно причинить боль, а твоей жене нет? - прищурился Гурьев.
- Чего ты хочешь от меня, Поль? - устало вздохнул Ник. - Я не могу не думать о ней. Порой мне кажется, что я сойду с ума от этих мыслей. Но никто не в силах что-либо изменить. Ради Наташи я должен забыть о ней и об этом ребенке. Должен, но не могу! Ты думаешь, у меня сердце не болит? Думаешь, мне не хочется хотя бы одним глазком взглянуть на него?!
- Как же сложно все! - покачал головой Гурьев. - Безусловно, ты прав, но... Мне не стоило начинать этот разговор, извини. О Катрин, к счастью, есть, кому позаботиться. Ее бабуля настоящий генерал в юбке, - невольно улыбнулся Павел.
Петр Владимирович Забелин, вернувшийся на службу в Преображенский полк, в середине ноября получил письмо с указанием явиться в императорскую канцелярию, где ему сообщили об удовлетворении прошения его деда Иннокентия Ивановича. Отныне он имел право именовать себя графом Блохиным. Это радостное для него известие совпало с получением письма от Катерины, в котором она писала, что родила мальчика. Предполагая, что точно такое же письмо получила и их мать Варвара Иннокентьевна, Петр собрался в Романцево. В Петербурге уже было известно о женитьбе князя Елецкого, и он понимал, что репутацию его сестры восстановить невозможно. Нетрудно было догадаться, какая будет реакция у их матушки на столь скорбное для их семьи известие, когда эти новости дойдут до нее. Зная Варвару Иннокентьевну и чувствуя свою вину перед Катрин, Петя во что бы то ни стало решил отстоять право сестры оставить сына подле себя и самой воспитывать своего ребенка.
В отношение своей маменьки Петр не ошибся. Едва только весть о рождении внука достигла Забелино, как Варвара Иннокентьевна собралась в путь, дабы лично удостовериться, что все договоренности с князем Елецким соблюдены. Каково же было ее разочарование, когда по приезду Романцево она обнаружила, что все ее чаяния, что старшая дочь окажется вдовствующей княгиней и матерью наследника всего состояния Елецких, оказались мифом, и ужасающая реальность была такова, что Катрин оказалась в положении падшей женщины с ублюдком на руках. По ее разумению, все еще можно было поправить, если бы Катерина при поддержке ее собственной матери не упорствовала в своем глупом желании оставить этого младенца подле себя. Когда же выяснилось, что крестным отцом мальчика является граф Гурьев, и избавиться от ребенка, не предав дело огласке, не удастся, Варвара Иннокентьевна слегла с приступом ужасающей мигрени, объявив дочь последней дрянью и распутницей и поклявшись, что выдаст ее за первого встречного, кто польстится на огромное приданное обещанное Натальей Федоровной.
Как ни пыталась графиня Блохина поговорить со своей дочерью, достучаться до ее сознания и предостеречь от тех ошибок, что сама совершила в угоду гордыне двадцать пять лет назад, Варвара была непреклонна: или Катрин отдаст ребенка на воспитание, или ноги ее не будет в отчем доме, и она запретит ей общаться с Татьяной, чтобы она не бросала тень на репутацию младшей сестры.
К великому разочарованию Варвары Иннокентьевны Петр принял сторону сестры и всячески уговаривал мать оставить Катерину в покое и позволить ей самой распоряжаться своей жизнью.
Не добившись ничего от своих родственников, madam Забелина на следующий день ни свет, ни заря отправилась в Отрадное в надежде, что князь Елецкий, чтобы избежать слухов о незаконнорождённом внуке, поможет ей уговорить Катерину и мать отдать ребенка, как она и планировала первоначально, на воспитание, заплатив приемным родителям за молчание.
Приехав в усадьбу Елецких, Варвара Иннокентьевна почти час томилась в малом салоне в ожидании хозяина особняка. Мало того, что ее заставили ждать, так не предложили даже чаю с дороги, продемонстрировав тем самым полнейшее пренебрежение к ее особе. Доведенная до крайности упорством своих родственников и холодным приемом в усадьбе Елецких, она едва ли не кипела от негодования и, когда князь показался на пороге комнаты, выплеснула на него все свое раздражение.
