Она почувствовала смерть в душе. Она не могла представить себе, что переживет его любовь. Мужчины… в отличие от женщин… не могут любить, раз любовь превращается в презрение. Мысль о презрительной жалости с его стороны жгла ее. Его образ предстал перед нею, искренний, великодушный, благородный. Она на минуту остановилась, когда в голову пришла волнующая мысль.
Не заставит ли свойственное ему великодушие возобновить предложение?
Эта мысль преследовала ее, она крепла в силу знания и идеализирования его характера, превратилась в убеждение. На минуту она отдалась соблазну поймать его на слове. Она любила его всеми фибрами своей души. Без него жизнь ее представляла ужасную пустоту. Она удовлетворилась бы одной совместной с ним жизнью, добивалась бы изредка ласкового прикосновения его руки.
Но за этим последовало столь же страстное отступление. Она содрогнулась и закрыла лицо руками.
— Никогда! — вновь крикнула она. — Я скорее готова умереть. Мой позор в его глазах неизгладим. Он будет пригибать его к земле. Рейн слишком хорош, чтобы навязать ему подобный мельничный жернов на шею.
Но предыдущее страстное желание вновь ее охватило, и ум ее склонялся то в одну, то в другую сторону. Часы тянулись. Она отказалась от предложенной ей через прислугу пищи. Она чувствовала, что не в состоянии была бы ее проглотить. Она позвонит несколько позже, если захочет.
Что ей оставалось делать? Голова болела так, как будто собиралась лопнуть. Взор ее упал на письмецо Гокмастера. Она вновь его прочла. Тут она разгладила его и не спеша положила его перед собой на стол. Отчаяние заглушило ее гнев. Ничего не осталось от ее сильного возмущения. Маятник качнулся в обратную сторону.
Что ей оставалось делать? С Рейном встретиться лицом к лицу она больше не могла, хотя все существо ее жаждало свидания с ним. Она должна отрезать себе отступление раз навсегда, совершенно исчезнуть из его жизни. Казалось, что сама судьба указала путь, по которому ей следовало идти. Она села, уткнувшись подбородком в руки, и погрузилась в эту мысль, пока сознание роковой неизбежности не овладело ее оцепенелым умом. Судьба вернула того из мрака времен. Один раз он уже изменил ее жизнь. Не было ли тут указания рока, что он должен закончить начатое? Она должна выйти за него замуж. Рейн будет спасен. Это будет безрадостная жизнь, самопожертвование. Но ведь женщина рождена для этого.
Подобно многим другим женщинам, она под влиянием временного приступа отчаяния готова была обречь себя на несчастье на всю жизнь. Она подсчитала траты, и в отличие от мужчины, не рассуждая, решила расплатиться за них. Легко решаться на непоправимое — это особое свойство женской натуры. Екатерина подошла к столу и написала два письма… по одному каждому из них. Перо быстро бегало по бумаге, рассудок освещен был ложным светом. Она их запечатала, позвонила и отправила через слугу. Дело было сделано. Она сожгла свои корабли, непреложно обрекла себя. Последовал период тупого спокойствия, в течение которого она попыталась съесть кое-что из того, что заказала, и прочитать, ничего не понимая, статью в журнале. Но слова стали, наконец, расплываться перед глазами. Журнал упал на пол. Ужас перед предстоящей ей жизнью охватил ее, и она почувствовала себя совсем разбитой.
. . . . .
Фелиция находилась в соседней комнате и напевала про себя какой-то мотив. Она вернулась со своей прогулки с Рейном и раскладывала покупки. Если бы ей вдруг предложили назвать по имени этот мотив, он ускользнул бы из ее памяти, подобно сну в минуту пробуждения. Смешанные чувства альтруизма и личного удовольствия, испытанные ею в последние два часа, привели ее в экзальтированное состояние, которое было не исключительно радостным. Она переживала один из тех редких моментов, когда молодая впечатлительная девушка живет только духовно, не сознавая ясно, чего она хочет, когда поет, в известном смысле, душа — трансцендентальное проявление пола, если углубиться в скрытый смысл вещей. Благодаря чарам ее пола выражение боли исчезло из глаз сильного мужчины, и все его существо было ими захвачено.
Внезапно ухо ее уловило какой-то звук, и песня замерла на ее устах. Она прислушалась, растерянная. Вновь тот же звук, стон и заглушаемое рыдание. Что-то уже испытанное… она задержала дыхание, инстинктивно ища связующую нить. Она ухватилась за нее в страшном волнении. Она уже раз слышала подобные рыдания, вырывавшиеся из груди женщины, в вечер трагической истории бедняжки мисс Бунтер.
Это была Екатерина, выплакивавшая свое горе за деревянной перегородкой. Девушка была страшно тронута; великая мучительная жалость овладела ею. В известные моменты своей жизни женщины способны растрогать звезды. Под влиянием безотчетного побуждения, она оставила свою комнату, постучала к Екатерине и вошла.
Екатерина поднялась и растерянным взглядом посмотрела на нее; притягательная сила сочувствия в глазах Фелиции и протянутые руки невольно привлекли ее. Она шагнула вперед и с тихим криком, выражавшим не то всхлипывание, не то приветствие, бросилась в объятия Фелиции.
— Я услышала и решилась зайти, — заявила Фелиция.
Екатерина не ответила. Долгое время сидели они молча, обнявшись, причем горе старшей из них приняло характер грусти, благодаря ласке и нежданной нежности второй. Она тихо плакала в объятиях девушки.
— Как хорошо, что вы пришли, — сказала она, наконец. — Я разбита… совершенно разбита.
— Я это почувствовала, — мягко отозвалась Фелиция. Она слегка погладила прекрасные волнистые волосы Екатерины и поцеловала ее в лоб. — Все со временем устроится, дорогая.
Но Екатерина покачала головой.
— Бывают случаи, когда все кончено и безвозвратно. Радость покидает сердце человека на вечные времена.
— Не могу ли я что-нибудь сделать для вас? Я думаю практически. Видите ли, я знаю… я могла бы…
Она колебалась, касаясь этого щекотливого дела. Екатерина подняла свое залитое слезами лицо и с любопытством посмотрела на нее.
— Вы его любите… и готовы мне помочь?
— Потому что он вас любит, дорогая, — сказала Фелиция, — и потому, что я поняла, что была к вам очень несправедлива… плохо о вас думая.
— Что заставило вас стать лучшего обо мне мнения?
— Интуиция, возможно… и когда я постаралась понять, что значит для вас его любовь. Он мог бы полюбить только того, кто его достоин.
— Вот потому-то он и не может больше меня любить, — тихо проговорила Екатерина.
Она остановилась на минуту, так как у нее захватило дух. А затем она торопливо продолжала, нервно перебирая пальцами.
